На следующей день он поехал в Переделкино. Созданный еще во
времена Сталина писательский поселок был довольно известным местом не только в
России, но и далеко за ее пределами. Здесь жили практически все классики
советской литературы, которые вполне комфортно существовали в рамках Союза
писателей СССР. Выделенные дачи, огромные писательские квартиры в центре
города, некоторым предлагали даже особняки, невероятные гонорары, не зависящие
от числа проданных книг, гарантированные поездки за рубеж с хорошо оплаченными
командировочными, льготы на получение машин, путевок в дома отдыха, билетов,
размещение в гостиницах. Награды, ордена, высокие звания, выдвижение в депутаты
различных Верховных советов — все это было в порядке вещей. Союз писателей был
не просто суперминистерством, он был одним из самых привилегированных
министерств бывшей страны. От писателей требовалось лишь придерживаться
генеральной линии Союза на социалистический реализм и всемерно поддерживать
существующий строй. Что они с удовольствием и делали. Некоторым разрешалась и
критика в дозволенных пределах.
Дачи в Переделкино выделялись писателям в порядке очереди,
но выдавали их в основном бывшим функционерам и сотрудникам Союзов писателей.
Деревянные дома нельзя было назвать особо комфортабельным жилищем, но после
развала Союза все сразу изменилось. Цена на сотку в этом районе начала расти с
головокружительной быстротой, и вскоре обладатели деревянных домиков стали
владельцами участков, имеющих реальную стоимость в несколько сотен тысяч
долларов, а иногда и миллионов. Разумеется, после этого в Литературном фонде
начались склоки, интриги, аферы, которые вызывали все новые и новые скандалы
среди писателей. Хотя, если говорить откровенно, писателей оставалось уже не
так много. Борьбу вели уже родственники и знакомые писателей, чиновники и
деляги, которые отвоевывали свои сотки у бывших хозяев этой земли.
Дронго приехал в Переделкино к одиннадцати часам и довольно
быстро нашел издательство, рядом с которым стояли два автомобиля. Он вошел в
здание, обратив внимание на железную входную дверь. Такую дверь практически
невозможно было сломать или открыть. Он вошел в коридор. Слышались громкие
голоса сотрудников. Пройдя по коридору, он остановился у таблички
«Консультанты» и постучал в дверь.
— Войдите, — услышал он и вошел в кабинет.
За небольшими столиками сидели трое мужчин. Сидевший у окна
был относительно молод. Ему было лет сорок пять. Грузный, достаточно плотный,
мордастый, с копной черных волос и темными усами. Он недовольно взглянул на
вошедшего и громко спросил:
— Вам кого?
— Извините, — сказал Дронго, — я пришел к Оленеву. Его здесь
нет?
— Он сейчас придет, — кивнул незнакомец, — проходите,
садитесь. Вы, наверно, тот самый эксперт, о котором нам говорил Валерий
Петрович. Я Кроликов Георгий Сергеевич, руководитель технического отдела
издательства. А это наши консультанты. Фуркат Низами, — показал он на седого
невысокого мужчину с характерным азиатским лицом, — и Евгений Юрьевич Сидорин,
— показал он в сторону второго.
Тот был кряжистый мужчина среднего роста, с круглым лицом и
в очках. Он приветливо кивнул, с любопытством разглядывая гостя.
— Хорошо, что вы приехали, — сказал Кроликов, — а то у нас
уже считают, что здесь водятся домовые или привидения. А я ни в какие
привидения не верил и не поверю. Кто-то просто переложил эти рукописи в другое
место, и мы их не можем найти. Обычный писательский бардак.
— Не стоит так говорить, — нахмурился Евгений Юрьевич, —
никто эти рукописи не мог переложить. Они пропали, и нужно говорить об этом
прямо и открыто. Кто-то их намеренно забрал. Не нужно выдавать желаемое за
действительное.
— Я говорю о том, что не стоило сразу поднимать панику, —
возразил Кроликов, — сначала нужно разобраться.
— Правильно, — вставил Фуркат Низами. У него был мягкий и
певучий голос с сильным акцентом. — Не нужно никого обвинять. Будем
разбираться.
— Но рукописи пропали, — напомнил Сидорин, — а это уже
конкретный факт, с которым ничего не сделаешь.
В комнату вошел Оленев. Он был со своей неизменной палкой и
тяжело шагал, опираясь на нее.
— Доброе утро, — протянул он руку гостю, — вас уже ждут. У
Феодосия Эдмундовича собрались все наши руководители. Пойдемте туда. А потом
они соберут весь наш коллектив.
Дронго пожал ему руку и последовал за ним.
— У нас такое руководство, — услышал он недовольный голос
Кроликова, — сначала сами разговаривают с экспертом, дают ему свои руководящие
указания, а уже потом собирают всех остальных.
Оленев обернулся, улыбнулся.
— У него такой характер, — примиряюще сказал он.
Они прошли по коридору, вошли в приемную. Из нее можно было
попасть в кабинеты директора и главного редактора, расположенные напротив друг
друга. В приемной находилась пожилая женщина с доброжелательным и мягким
выражением лица.
— Здравствуйте, — приветливо сказала она, — проходите. Они
вас ждут.
В просторном кабинете директора издательства находилось еще
трое мужчин. Директор издательства сидел за своим столом. Феодосий Эдмундович
был известный ученый, много лет проработавший в Институте мировой литературы и
даже некоторое время возглавлявший Союз писателей Москвы. Ему было уже под
восемьдесят. У него была строгая, седая борода, кустистые брови, мощное
телосложение. Он напоминал купцов первой гильдии, которые знали цену и своему
опыту, и своей прожитой жизни, и нажитым капиталам. С правой стороны расположился
главный редактор Юрий Михайлович Светляков. Это был молодой, достаточно
известный прозаик, уже давно тяготившийся своими обязанностями в этом
издательстве. Высокого роста, с короткой бородкой, немного курчавыми волосами,
похожий на повзрослевшего сатира, он насмешливо смотрел на входившего эксперта.
Светляков, как умный и начитанный человек, был немного циником, поэтому он не
придавал особого значения исчезнувшим рукописям, полагая, что они просто
потеряны в издательстве. Но спорить со Столяровым ему не хотелось.
С левой стороны от директора сидел его заместитель. У него
были резкие, словно вырубленные, черты лица, темные волосы, острый кадык, узкие
лисьи глаза, характерные скулы, возможно, среди его предков были и азиаты. У
него был скрипучий, неприятный голос, в отличие от Светлякова, у которого был
мягкий тенор.
— Здравствуйте, — поднялся директор, протягивая руку, —
спасибо, что нашли время к нам приехать. Валерий Петрович говорил, что мы можем
обращаться к вам как к господину Дронго?
— Меня обычно так называют.
— Познакомьтесь. Иван Иванович Передергин и Юрий Михайлович
Светляков.
Рукопожатие первого было сильным, волевым. У второго была
расслабленная ладонь интеллектуала. Они расселись за столом для совещаний, куда
прошел и Столяров.
