— Здесь не только наши документы, но и оставшиеся старые
бланки Литфонда СССР, — словно извиняясь, объяснил Оленев.
— Рукописи хранятся здесь?
— Старые — да. А новые — в комнате редакторов. Она находится
дальше. Самая большая комната.
Дронго осмотрел кладовую. Если бумаги будут хранить здесь
еще несколько лет, то они превратятся в труху. Он повернулся и вышел из
комнаты. Оленев вышел следом, закрыл дверь.
— Давайте познакомимся наконец с вашими редакторами, —
мрачно предложил Дронго. — И не забудьте пригласить сюда специалистов из отдела
дезинфекции. Иначе крысы и моль съедят все ваши ценные бумаги.
— Я много раз говорил об этом и Феодосию Эдмундовичу, и
Ивану Ивановичу. Но все никак не решимся. Нужно проводить настоящую ревизию.
— И как можно скорее, — добавил Дронго. Он все еще думал о
сообщении Эдгара Вейдеманиса, подтвердившего его худшие опасения.
Глава 4
Они прошли по коридору, и Валерий Петрович открыл дверь в
комнату редакторов. Это была даже не комната, а достаточно просторный зал
метров на пятьдесят. Пять столов, за четырьмя сидели редакторы. Шесть больших
шкафов, даже не запирающихся на ключ, так как все были переполнены рукописями и
бумагами в папках. Многие рукописи лежали и на шкафах, образуя внушительные
стопки. Некоторые лежали на двух диванах. Одна стена была целиком занята
стеллажами, на которых тоже были рукописи и книги.
Ближе к дверям сидел высокий мужчина с короткой седоватой
бородкой, острым носом, в очках. Он недовольно посмотрел на вошедших. Это был
Виктор Кустицын. За соседним столом расположилась женщина в очках. Строгий
взгляд педагога, мягкие, округлые формы лица, короткая стрижка. Женщине было
чуть больше сорока пяти. Это была Марина Сундукова. У окна сидела другая дама,
Людмила Убаева. Она была моложе. Среднего роста, худощавая, с глубоко
посаженными глазами, волосами неопределенного светлого цвета, острыми чертами
лица. Чуть дальше за другим столом расположился четвертый редактор — Владимир
Веремеенко. Он был самым молодым из присутствующих. У него была внешность
скорее актера, чем редактора. Он поправил непослушные волосы и первым
поздоровался с вошедшими:
— Добрый день, Валерий Петрович. Это, очевидно, наш эксперт,
о котором вы нам говорили.
— Да, — кивнул Оленев, — господин Дронго любезно согласился
нам помочь.
— Как вы сказали? — спросила Сундукова. — Дронго? Это имя
или фамилия? У сербов встречаются имена Драго или Дранко.
— Дронго, — поправил ее Валерий Петрович. — Господин эксперт
согласился провести свое частное расследование и попытаться установить, куда
могли исчезнуть наши рукописи.
— Это очень хорошо, — вздохнула Сундукова, — может, скорее
закончится этот ужас, с которым мы столкнулись. А вы не проверяли последнюю
рукопись?
Дронго не успел предупредить Оленева, чтобы тот ничего не
говорил. Валерий Петрович его опередил.
— Преступление уже совершено. Убийца написал нам правду.
Наступило тяжелое молчание. Все смотрели на гостя.
— Это не совсем так, — сразу сказал Дронго. — Мой напарник
сообщил, что несколько недель назад было совершено преступление, похожее на то,
которое было описано в последней рукописи. Но я бы не стал утверждать, что ваш
автор обязательно тот самый маньяк и убийца, который и совершил подобные
преступления.
— А кто он в таком случае? — спросил Веремеенко. — Откуда он
знает про эти убийства?
— Он может быть журналистом, который пишет на подобные темы.
Или следователем, который занимается расследованиями этих преступлений. Он не
имеет права рассказывать о своей работе, но может попытаться ее описать в такой
художественной форме. Некоторые следователи иногда так и делали.
— Тогда кто похитил рукописи? — спросил Оленев.
— Возможно, по его просьбе это сделал кто-то из его знакомых
в вашем издательстве.
— Нужно более конкретно, — заметил Кустицын.
— У вас на все вопросы есть легкие ответы, — недовольно
сказала Убаева, — а мы должны здесь работать.
— Поэтому я не склонен паниковать, а постараюсь разобраться,
— ответил Дронго.
Дверь открылась, и в кабинет вошел еще один незнакомец. Выше
среднего роста, седоволосый, подтянутый, как бывший спортсмен. Это был Михаил
Воеводов.
— Здравствуйте, — сказал он, мягко выговаривая согласные.
— Наш главный бухгалтер, — представил его Оленев. — Вот,
собственно, и все. Вы познакомились со всеми, кто у нас работает. А это наш
приглашенный эксперт господин Дронго.
— Очень приятно, — сухо кивнул Воеводов, — только мне нужно
работать. Слава богу, у меня никогда не пропадает ни одна бумажка. А это
потому, что я все важные документы запираю в сейф, который находится в моей
комнате. И ключи от сейфа есть только у меня.
— Иными словами, вы никому не доверяете? — уточнил Дронго.
— Что вы говорите, — испугался Оленев, — он не это имел в
виду.
— Когда ключи от комнаты есть у каждого сотрудника, то можно
подозревать кого угодно, — заметил Воеводов. — Я не говорю конкретно ни о ком
из присутствующих. Я считаю эту систему неверной. Нужно хранить ключи у одного
человека. У Феодосия Эдмундовича. Или еще на случай страховки у Ивана
Ивановича. И все. В таком случае ничего не будет пропадать. И никого не нужно
будет подозревать.
— И вообще, ввести здесь солдатскую дисциплину, как в
казарме? — весело спросил Веремеенко. — Вам не кажется, что это перебор?
— Нет, не кажется. Дисциплина и порядок прежде всего, —
назидательно сказал Воеводов.
— Это значит, вы подозреваете всех присутствующих? —
нахмурилась Убаева.
— Я никого не подозреваю, — возразил Воеводов, — а говорю об
элементарных правилах, которые есть в каждом учреждении, в каждом издательстве.
— Это ненужный спор, — примирительно вставил Оленев. — Мы
могли дискутировать на эту тему до того, как пропали документы. И никак не
после. Теперь нужно понять, кто и зачем их забрал.
— Извините, — сказал Дронго, — а где обычно хранятся новые
рукописи? Где вы храните старые, я уже видел.
— В этих шкафах, — показал на шесть больших старых шкафов
Оленев, — и на этих стеллажах. Очевидно, вы уже поняли, что должного порядка с
хранением рукописей у нас нет. Но так происходит почти в каждом издательстве. А
тем более в таком писательском коллективе, как наш. Никто не мог предположить,
что рукописи понадобятся нам в качестве свидетельских доказательств возможных
преступлений нашего автора.
