Книга Правило крысолова, страница 30. Автор книги Нина Васина

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Правило крысолова»

Cтраница 30

– Это я, – сказала трубка голосом моего возлюбленного, предпочитающего мясную начинку романтической клубнике с апельсинами.

– Не может быть, что, уже суббота? – ужаснулась я.

– Нет. Не суббота. Но я очень захотел тебя увидеть.

– Вот так, вдруг?

– Да. Давай посидим где-нибудь в приличном месте и поговорим.

Я задумалась. Всякое бывало. Однажды мы занимались любовью в подземном переходе Курского вокзала. И на лавочке у гигантского памятника Ленину возле детской библиотеки, и в выключенном фонтане в Петергофе. Но еще ни разу мы не встречались для того, чтобы поговорить!

– А… как меня зовут? – осторожно поинтересовалась я. Голос голосом, а вдруг это совсем другой мужчина ошибся номером, когда звонил совсем другой женщине, с которой он тоже встречается по субботам?

– Тебя зовут Инга, прекрати шутить. Ты у меня одна, словно – кто? Правильно, в небе луна.

– Не знаю, как бы это сказать, но за последние два дня столько всего произошло…

– Ты не в форме?

– Да. Именно так. Не в форме. У меня синяк, ссадины в разных местах и подписка о невыезде.

– У тебя появился другой мужчина?

– Нет. Правда, я как раз сейчас собираюсь посетить одного человека в больнице, но его трудно назвать мужчиной. Он лежит в больнице, это раз, и совершенно не может отличить джинсы от колготок, это два.

– Ну, ты меня успокоила. Где эта больница?

– На Ленинском.

– Тогда – в кафе у Гагаринской, помнишь его? Через час.

Ладушкина я узнала по длинному острому носу и по напряженному правому глазу, уставившемуся на меня с остервенением. Голова его была забинтована, левый глаз закрыт повязкой, на шее установлен гипсовый воротник, так что говорить он мог, только не двигая нижней челюстью. Сразу и сказал, как только я тихонько прошмыгнула в дверь:

– Ачем ты ту?

– По делу пришла, с допроса, – доложила я, присаживаясь на стул у кровати.

– Опоала?

– Да. Опознала, хоть это и не понравилось вашей коллеге.

– Ура.

– Она не дура, она закомплексованная. А вы зачем написали, что это я ударила вас гвоздодером?

– Ты… ура…

– Я дура? Почему? – заинтересовалась я.

– Ты не ила.

– Я знаю, что не била. Ладно, если у вас брали показания, когда вы уже были в этом гипсе, тогда все понятно. Ваши коллеги обошлись без шифровальщика, да? Написали, как поняли. Вы не нервничайте, просто моргайте, если согласны. В вашей объяснительной написано про ноги в колготках и в туфлях на шпильках, так?

– Не аю.

– Как это не знаете, мне только что зачитали! Ладно, пойдем с другого конца. Вы видели женские ноги в колготках и в туфлях на каблуках, когда лежали на полу? – Я начинаю звереть.

– Ну и ш-што? – шипит Ладушкин.

– Как это – что? Вы можете сказать, что там были не мои ноги! Я же была тогда в джинсах и кроссовках!

Ладушкин скашивает глаза вниз и напряженно смотрит.

– Ну? – Я встаю и демонстрирую ему свои джинсы с артистичными прорезями на коленках. – Вспоминаете?

Ладушкин закатывает глаза вверх, до сильно выступивших белков.

– Я идел ноги бе шанов.

– Ну, будут вам сейчас ноги без штанов! – Стащив джинсы, я становлюсь на табуретку ступнями в носках. – Так хорошо видно? Повернуться? Еще повернуться? Внимательно смотрите, исполнительный вы наш! Видите, там были совсем не мои ноги! Может, мне надеть черные колготки и шпильки и потоптаться на вашей кровати?! Возле вашего лица, чтобы провести настоящий следственный эксперимент?!

– Да! – внятно говорит Ладушкин.

Тут я прихожу в себя, осматриваюсь и обнаруживаю, что остальные больные в палате изогнули свои загипсованные тела в максимальном напряжении, чтобы удобнее было смотреть.

– Вы бессовестный гад, – говорю я, надевая джинсы. – Так вам и надо! Как вы посмели подписать показания, что не знаете, кто вас ударил?

– Я не аю!! – Ладушкин бьет ладонью по простыне.

– Но это же была не я! Это вы могли сказать?!

Вытаскиваю из сумочки свернутые листки, расправляю их и показываю Ладушкину. Он забирает их и долго всматривается правым глазом.

– Окуда?

– Из архива Интерпола. Узнаете кого-нибудь? – Тут я замечаю, что Ладушкин смотрит своим глазом мимо листов на меня. Показывает пальцем на тумбочку. Я открываю. Показывает на книгу. Достаю книгу. Из книги Ладушкин достает свернутый лист, расправляет и дает мне.

– Что это? «Носовой платок, ключи, предположительно от квартирных замков с брелком в виде насекомого в янтаре»… Это опись вещей, которые у меня нашли в кармане! Что вы хотите сказать?

Отобрав лист, Ладушкин ногтем пытается что-то подчеркнуть, рвет бумагу, сердится и таращит глаз.

– Ну и что тут? – Я смотрю на запись над дыркой: – «Маленький ключ, предположительно от кейса или банковской ячейки с надписью „пи-си“ латинскими буквами и цифрой девять». Ну и что? Ну, ключ…

Тут я вспоминаю, что этот ключ лежит у меня в сумочке в кошельке. Ладушкин цепко хватает меня за руку и тянет к себе.

– Ты нашла ключ на балконе, в земле? – чисто говорит он, потому что для этой фразы напрягся, приподнял голову и оттянул другой рукой от подбородка гипсовый воротник. – Знаешь, от чего он?

Я испуганно качаю головой.

Ладушкин отпускает мою руку, перестает оттягивать гипс и осторожно кладет голову. Он закрывает глаз и некоторое время просто громко дышит. Я думала, что ему больно, уже хотела проявить сочувствие, но тут глаз открылся и посмотрел на меня с такой злобой, что я на всякий случай отошла от кровати подальше.

– Поправляйтесь, – говорю я, пятясь к двери. – И не волнуйтесь ни о чем, я подписала подписку о невыезде, никуда не денусь, поправитесь и потом допросите меня хорошенько, ладно? У меня тридцать шестой размер ноги, в следующий раз приду в черных колготках и на шпильках, чтобы вы точно сопоставили, потому что у той женщины нога не меньше сорокового. Только вы за это время не подписывайте ничего, ладно? А то на меня из-за вас навесят все бандитские нападения в городе с употреблением гвоздодеров.

Пока Ладушкин исступленно стучал кулаком по кровати, я у двери изобразила всем остальным больным по улыбке.

В кафе накурено. Павел сидит за столиком у окна, зажав щекой телефон, и тычет ручкой в бумаги. Остывший кофе в чашках уже не парит, мой возлюбленный кивает мне, не отрываясь от деловых переговоров, и дергается, приподняв на секунду над сиденьем стула попу. Это, вероятно, намек на условную галантность – он как бы встал, обошел столик, усадил меня, придвинув стул, вернулся на свое место. Правильно, чего вскакивать. Вон, официантка за стойкой вообще смотрит на меня с подозрением, не стащу ли пару чайных ложек. Выпиваю остывший кофе и решаю, что смотреть в зеркальце на себя не стану, пока не высплюсь. Чтоб уж не доводить мой воинствующий пессимизм до стадии отчаяния. Смотрю на бодрого делового Павла, на узел его галстука под чистейшим воротничком рубашки, на безупречно подобранный цвет нитки, которой пришита пуговица на пиджаке цвета спелой горчицы – вторая сверху. Он прикрывает на секунду телефон ладонью и спрашивает, что мне заказать. Ленивым жестом отказываюсь от всего сразу и выпиваю его остывший кофе. Если он не прекратит разговаривать по телефону, когда я досчитаю до тридцати, – уйду. Один. Два… На «двадцать шесть» Павел убирает трубку и радостно улыбается мне белейшими ровнейшими зубами.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация