– Разрешите начать официальный допрос, – опять перебил федерал. – Допрос проводится в палате лечебного комплекса хирургического отделения больницы имени… Время московское…
– А чего ты боишься, Коля? – не поняла я.
– Нет, Инга Викторовна, обижаться на жизнь или бояться ее не в моих привычках. Но сами посудите: если вы будете всегда рядом, это сколько же жизней и рассудков я спасу!
– Основной вопрос, который нам нужно разъяснить. – Федерал продолжал заниматься своим делом, не обращая на наш разговор никакого внимания. Вероятно, за последние дни они наслушались всякого бреда Ладушкина в беспамятстве. – Это вопрос с убийством. Поскольку обнаруженный в сгоревшем сарае труп оказался телом гражданки Германии Хогефельд, возникает вопрос, кем она была убита.
– Ты слышишь, Коля, труп оказался телом. – Я начинаю потихоньку смеяться. – Значит, инспектор, ты жертвуешь собой и своим уже достаточно поврежденным телом и рассудком ради спасения всех счастливых пар?
– Жертвую, – кивает Ладушкин. – Я все равно пропитался вами, как ядом.
– То есть, – заинтересовалась я, – у тебя ко мне никакого сексуального влечения, никакого желания сделать счастливой или защитить? Одна жертвенность?
– Ну какое сексуальное влечение, Инга Викторовна, я похож на маньяка? Что случилось с вашим возлюбленным, который вызывал эти, как их…
– Эротические фантазии! – подсказываю я.
– Гражданка Грэмс, что вы можете сказать как свидетель по поводу обнаруженного мертвого тела?
– Не знаю никакого тела, – отмахиваюсь я.
– Вот именно, – кивает Ладушкин. – Фантазии! Где он теперь, возбудитель фантазий? А-а-а! В очень любимом вашей бабушкой месте!
– А вы, инспектор Ладушкин, что можете сказать по поводу обнаруженного мертвого тела? Вы видели в ту ночь гражданку Хогефельд живой или мертвой?
– Он не видел, – не даю я сказать Ладушкину. – Он, как только вошел в сарай, тут же достал свой пистолет, а моя племянница Лора ударила его лбом в нос. Инспектор сразу упал и не приходил в себя, пока мы его не погрузили на тележку.
– Инспектор Ладушкин, отвечайте.
– Видел. Это я убил гражданку Хогефельд, труп которой обнаружен в сарае.
– Да врет он все! – возмутилась я.
– Гражданка Грэмс, помолчите. Инспектор Ладушкин, продолжайте.
– Я ее увидел, – задумался Ладушкин, – и… сразу выстрелил! Она упала…
– Вранье! – не выдерживаю я.
– Почему вы считаете это неправдой, Инга Викторовна? – вкрадчиво интересуется федерал, направив на меня магнитофон.
– Потому что Ладушкин не стрелял! Проверьте его пистолет, это элементарно.
– А как он ее убил тогда?
– Я ее задушил вот этими руками, – протягивает перед собой руки Ладушкин.
– А я вам говорю, что, как только инспектор вошел в сарай, сразу же получил в нос! Упал и потерял сознание.
– Инга Викторовна, как, по-вашему, погибла гражданка Хогефельд?
– Понятия не имею, но Ладушкин здесь ни при чем! Ее могла убить одна из охранниц детей. Перед тем, как побежать на поле к вертолету. Или другая, тело которой мы нашли у калитки.
– Нашим отделом, – вступил в допрос другой федерал, – сделана полная временная и расстановочная ориентировка, исходя из показаний свидетелей и детей, Лоры и Антона Латовых. По этой ориентировке получается, что Анна Хогефельд могла быть убита только после драки с одной из охранниц, когда погналась за детьми. Автомат, найденный нами в колодце, соответствует описанию того оружия, которое несовершеннолетний Антон Латов подобрал и бросил в колодец. Таким образом, в некотором временном отрезке в сарае оказались двое детей Латовых, Хогефельд, инспектор Ладушкин и вы, Инга Викторовна.
– Неужели я перегрыз ей горло? – не унимается инспектор. – Выйдешь за меня замуж, последний раз спрашиваю?!
– Отвечайте, Инга Викторовна, – требует федерал.
– Я не буду женой Ладушкина.
– Я предлагаю вам отнестись к допросу серьезно.
– Я хочу подумать. – Только теперь я поняла, что весь этот допрос затеян из-за меня. Не Ладушкина подозревают, а меня.
– Думайте, Инга Викторовна.
– Я вспомнил! Я ударил ее лопатой по голове! – нервничает инспектор. – И долго потом еще бил по всяким местам. Она же террористка в международном розыске, мне за это надо медаль дать!
– Ладно. – Я решаюсь. – Это сделала я.
– Итак, – выдохнув, федерал сбросил напряжение, – как именно вы это сделали, Инга Викторовна?
– В присутствии адвоката. – Я смотрю в холодные глаза рядом, потом на возбужденного Ладушкина со сложной конструкцией на лице.
– Если мы удовлетворительно закончим беседу здесь и сейчас, – предлагает федерал, – я вам обещаю, что, учитывая проступки гражданки Хогефельд перед законом, я буду ходатайствовать за меру пресечения до суда в виде ограничения вашего передвижения, не более. Но если вы хотите все это затянуть, то до появления адвоката и решения вашего вопроса на предварительном следствии вы будете задержаны.
– Не верь ему и прекрати выдумывать с этим убийством! – приказывает Ладушкин.
– Адвоката! – настаиваю я.
– Инга Викторовна, вы задержаны по подозрению в убийстве гражданки Германии Хогефельд. – Федерал встал, его напарники, пошептавшись, достали наручники.
– Это дело уголовное, так ведь? – не может успокоиться Ладушкин. – Пусть его ведет отдел по убийствам! Почему федералы?!
– Коля, прекрати, – усмехаюсь я. – Ну как я могу выйти замуж за человека без малейшей склонности к ориентировочному анализу, ну как?! Лопата, да? Лопата в сарае с сеном?! Что, больше вообще никакой фантазии? Как тебя только взяли в сыщики?!
– Пройдемте. – Федералы пропускают меня в дверях вперед и с сочувствием смотрят на беснующегося Ладушкина.
Он как раз спрыгнул с кровати и бегает по палате босиком, в семейных трусах и футболке, сдергивая с шеи гипс.
– Вилами! – орет Ладушкин. – Я заколол ее вилами! Вилами! Вилами-и-и-и…
Эту ночь я ночевала в следственном изоляторе предварительного заключения ФСБ.
– Инга Грэмс, на выход!
Ко мне пришел адвокат.
В узкой длинной комнате окно под самым потолком. Закрыто решеткой. Стул привинчен к полу, на голом столе угнетает нервы унылым желтым светом настольная лампа. Я смотрю на старичка, копающегося в хозяйственной сумке. Он чертыхается, что-то бормочет в белые усы, достает платок, вытирает рот, убирает платок, копается в сумке, чертыхается…
– Вот!
Оказывается, он искал очки. Нацепив их и внимательно меня разглядев, старичок вздыхает.
– Никакого сходства, – заявляет он разочарованно.
