Кучеров смотрел на барона с ненавистью и невольно вспомнил приснившийся ему под утро сон. Он лежит на земле у мостика, совсем такого, где был убит Иван Попов, лежит и не может встать, пошевельнуться, а из-под мостика выползают змеи, целый клубок змей. Они взвиваются, шипят, смотрят на него своими змеиными алыми глазками и высовывают жала, а он беспомощно лежит на земле и не может пошевельнуться.
Врангель взглянул на часы, потом встал, подошел к окну и, глядя куда-то вдаль, словно про себя процедил:
— Как жаль, что все так получилось! Вероятно, вы даже и не знали, что в табакерке тайник? Попов...
— О покойнике худа не молви, — говорит старинная русская пословица, — хмуро перебил его Кучеров, опуская глаза. — Иван Попов пал смертью храбрых, защищая честь казаков и России. Что же касается его не «дружков», а боевых товарищей, то вернулись они на родину из чувства того же товарищества, того великого чувства единения, которое мы называем любовью к Отчизне... Ну а то, что меня чуть не зарезали ваши осваговцы, полагаю, освобождает меня от взятых на себя обязательств.
— Постарайтесь понять меня правильно, Петр Михайлович, — заговорил барон с какой-то задушевностью в голосе, — я разделяю ваши чувства и глубоко опечален происшедшим и потому в потому прошу вас: не торопись с ответом! Из Краснодара получено от Блаудиса письмо. Его удалось расшифровать. Адреса своего он не сообщает либо из конспиративных соображений, либо он живет на известной уже нам квартире. В ближайшие месяцы англичанам не составит особого труда как-то с ним связаться помимо нас, после чего либо произведут реорганизацию всей сети, что сопряжено с большими трудностями, либо, что гораздо проще, избавятся от человека, который, простите, так по-глупому упорно прячет эти документы. Пусть наша любовь к России воспринимается каждым по-своему, но тут не может быть двух мнений. Нельзя отдавать целиком оружие даже союзнику, если есть возможность им воспользоваться хотя бы наполовину! Завтра я уезжаю. Подумайте и дайте ответ и поймите, что я не могу вас больше защищать. И не накликайте беды на себя и ваших близких... Извините! — Он встал. — До свидания, генерал!
Кучеров щелкнул шпорами, молча поклонился и вышел из комнаты. В коридоре у окна, наискосок от двери, стоял Берендс. Он приветливо улыбался, расшаркивался и кивал головой, как китайский болванчик. В конце коридора Кучеров едва не столкнулся с адъютантом главкома. От него пахло спиртным и крепкими духами. С присущей всем адъютантам нагловатостью он небрежно поднял к фуражке два пальца и прокартавил:
— Пгастите, ваше пгевосходительство!
«Что делать?» — ударяло молотом в мозгу. «Что делать?» — отстукивало сердце, пульсировало в висках, вопрошало все существо. «Уничтожить списки? Переправить в советское посольство? А может быть... — мелькнула подленькая мысль, — жизнь так прекрасна. — И тотчас услужливо всплыл новый аргумент: — И я поклялся воспитать Аркадия!..»
Но когда Кучеров вышел за ворота крепости и зашагал по шоссе в сторону Требинье, все постепенно стало на свои места, вернулось присутствие духа. Идти домой он был не в силах и так дошел до караван-сарая Драгутина. Там и заночевал.
* * *
На другой день Врангель в сопровождении свиты торжественно отбыл из Билечи. Бывшего правителя Юга России провожал весь корпус и местное начальство, не было генерала Кучерова, но заметил это только сам барон и, наверно, его подручные. Заметил и Алексей Хованский и порадовался. Он тщетно пытался встретиться с Кучеровым и вчера и сегодня. Однако генерал исчез после парада, словно сквозь землю провалился.
Глядя, как Врангель усаживается в машину, раздраженно бросая распоряжения адъютанту, Алексеи подумал: «С Кучеровым у тебя не получилось. Ему объявлена война. Что ж, будем и мы действовать!» Мрачное лицо Черного барона напомнило Алексею недавнее прошлое. В Севастополе полным ходом идет эвакуация белой армии. Стоит хмурый ноябрь 1920 года. В Северную бухту прибыли французские, английские и итальянские суда. В нижние трюмы грузят провиант и снаряжение, верхние занимают войска и беженцы.
Попытки приостановить или задержать эвакуацию пресекались жесточайшим образом. За порядком в городе следили юнкера Донского Атаманского училища. Озлобленные и придирчивые, они при малейшем подозрении в саботаже «ставили к стенке».
Крайнее время было взрывать водокачку. Это было большое и высокое кирпичное башеннообразное здание, стоявшее неподалеку от моря. На первом этаже — мощная динамо-машина, питавшая током не только нагнетательные машины, но и элеватор, грузоподъемные краны порта.
Ее-то и следовало подорвать. Осуществление этой операции было тщательно разработано еще за несколько недель до эвакуации. Одно из главных действующих лиц была смелая и находчивая девушка, писаная красавица, сестра рабочего дока, которая в отличие от брата, флегматичного полтавца в английском френче, была вся огонь и энергия. Звали ее Оксаной.
Старший механик уже был от нее без ума, младший не спускал с нее глаз, когда она однажды пришла на водокачку. «Уж очень интересно посмотреть на машины и потом забраться наверх».
Внезапно дело осложнилось. Стоявшие на часах юнкера перестали подпускать к водокачке кого бы то ни было. Они расхаживали методически, как маятники, с фасада и с задов водокачки, шестьдесят шагов туда, шестьдесят — обратно.
13 ноября дувший три дня подряд норд-ост утих, нагнав тяжелые тучи. К вечеру они спустились совсем низко и заволокли горы. Заморосил безнадежный, мелкий, как из пульверизаторов, осенний дождь. Стало промозгло, неуютно и мокро. Юнкера поднимали воротники шинелей, но вода холодными струйками стекала им за ворот. До конца смены оставалось полчаса. Юнкера продрогли и промокли до нитки. Хотелось поскорей попасть в теплое помещение, выпить горячего чая и завалиться спать.
Глупым казалось это хождение туда и обратно. И невольно, попав под стреху, они укорачивали шаг.
Самую опасную роль Алексей взял на себя. Надо было вынырнуть из темноты в тот момент, когда расхаживающий вдоль задней стены часовой, удаляясь, дойдет до половины здания, быстро проскочить мимо и успеть встретить приближающегося к углу фасада другого часового.
Алексей едва успел добежать до угла, как показался часовой, и в этот момент что-то зашумело, часовой резко повернулся на шум к нему спиной и в тот миг, получив тяжелый удар дубинкой по голове, рухнул на землю. То же самое с другой стороны водокачки с другим часовым проделал брат Оксаны, этот на вид флегматичный полтавец.
Путь на водокачку был открыт. В действие вступила Оксана. Называя по имени механиков, она попросила поскорей отворить дверь. Дремавший у машины старший механик спросонок попался на удочку. И как только дверь чуть приотворилась, Алексей рванул с силой за ручку и механик застыл перед наведенным на него пистолетом. И тут же его подхватили дюжие руки матросов.
Не останавливаясь, они двинулись дальше, Алексей, Оксана, ее брат и рыжий молодой человек в студенческой тужурке. Их встретил оцепеневший от удивления младший механик и молча поднял руки. Миновав его, они поднялись наверх.
