И приказ о переправе через Чертов мост отдает не величавый стратег, покоритель Измаила, а больной, тщедушный старик, низко пригнувшись к свече в полутемной альпийской хижине. В сцене ссылки — печальное одиночество, столик под кружевной скатеркой, лекарства… В той же тональности, элегической и печальной, решается смерть Суворова: старик пытается спустить штору, но сползает с подоконника и падает навзничь, медленно падает белый шелк занавеси, медленно раскачивается шнур.
И патриотическая тема, которую требовали от спектакля о национальном полководце, воплотилась естественно, словно бы сама собой. Просто на сцене была Россия со всей любовью к ней Попова, со всем его знанием и чувствованием; после «Виринеи» не было у него России такой «русской» — ее духа, ее характеров, включая самого Суворова. Возвращались на сцену серовские краски, народные композиции были навеяны Суриковым. В картине «Родина», где триумфатора встречают в сельце Каменка под Петербургом, режиссер любовно разрабатывал толпу. Ожидающие собрались в церковном дворе: бородач-крестьянин с хитрыми глазами, белокурая девушка, которая прижимает к груди венок из полевых цветов и улыбается грустной, мечтательной улыбкой, ветеран войны в парадном мундире по случаю праздника. Шныряют шустрые мальчишки, баба качает ребенка, завернутого в лоскутное одеяло, за оградой важно прохаживается помещик с чопорной супругой. А в центре — фигура тощего, с жалкой, будто выдранной бороденкой старого звонаря на колокольне. К нему прикованы все взоры, потому что вестнику-звонарю видна сверху даль полей и дорога. «Не, не пылит… Не, не пылит…» — повторяет звонарь на разные лады с редкостным простодушием, в надежде, что покажется долгожданная карета Суворова. Попов очень любил в этой маленькой роли Н. Сергеева, был за нее актеру благодарен, считая важной для всего спектакля.
И бивачная солдатская жизнь полнилась в спектакле правдой быта, воздухом эпохи, а ведущим мотивом оформления у художника Федотова стала походная палатка. Это был реалистический, скромный лирический спектакль, как ни странно звучит это слово в контексте с баталиями. Поставленные в дальнейшем пьесы о знаменитых военачальниках будут у Попова грандиозны, но не затронут сердца. Уйдет Суворов, останется Полководец».
Личность Суворова — человечного чудака — оживляла, казалось бы, протокольную постановку о герое-полководце. О Суворове невозможно поставить рутинный спектакль, снять рутинный фильм; личность упрямого гения вырвется из плена этикета и восстановит вокруг себя пространство живой России. Долго шёл этот спектакль на грандиозной сцене армейского театра. Овацией встречали зрители появление Суворова на вершине людской пирамиды во время штурма Измаила. Запомнилось, что на глазах зрителей актёры-солдаты разбирали настоящую деревянную избушку, чтобы строить Мост в Альпах. Время от времени появляется идея возобновить этот классический спектакль. Между тем на сцене театра Армии Суворов появлялся ещё не раз. В начале 1980-х режиссёр Юрий Ерёмин рискнул увлечься пьесой молодого драматурга Александра Ремеза «Осенняя кампания 1799 года». Роль Суворова получил Пётр Вишняков. В то время публика увлекалась не просто героикой, но историческими загадками — и Ремез наполнил пьесу смелыми версиями исторических событий. И зазвучала над площадью Коммуны (тогда ещё не Суворовской) старинная песня: «Вдоль по речке, вдоль да по Казанке серый селезень плывёт…» Постановку сняли для телевидения, она доступна в Интернете. Суворов в театре и кинематографе ХХ в. — это, конечно, образ модернизированный, впитавший в себя влияния нового времени. Некоторые тенденции воплощения суворовского образа на экране и сцене развивают старинную легенду о великом полководце, время доказало гибкость суворовской легенды, её способность приобретать новые формы в искусстве, фольклоре, пропаганде. Думаю, мы ещё не один раз увидим суворовские глаза и на киноэкранах, и на сценах России.
* * *
От монументальности театральной баталистики легко перейти к собственно монументальному искусству. В ряду скульпторов, развивавших суворовскую тему, первым по праву следует помянуть добрым словом Михаила Ивановича Козловского (1753–1802). Сын флотского трубача, истинный классицист, Козловский посвятил своё искусство героике. Он начал работу над памятником Суворову в 1799 г., при жизни полководца. Аллегорическая фигура юного воина, верным мечом грозящего врагам Отечества — это метафора суворовской души, образ русского Марса. Первоначально памятник был установлен на Царицыном лугу, на юге Марсова поля, но в 1818-м его перенесли на север, где Нева, ветры, широкий простор.
В Петербурге, кроме первого памятника Суворову, о котором мы не раз уже вспоминали в разных главах книги, заслуживает внимания скульптурный образ Суворова, включённый в ансамбль памятника Екатерине Великой и её «орлам». Скульпторы М.О. Микешин (руководитель проекта) и А.М. Опекушин изобразили полководца в непринуждённой позе, беседующего с Г.А. Потёмкиным. Скульпторы, работавшие в реалистической манере, ориентировались на прижизненные изображения Суворова, добиваясь портретного сходства. Нам передаётся ощущение суворовского характера — одержимого военным гением, независимого, чудаковатого. В 1900 г., рядом с перенесённой из Кончанского суворовской церковью Св. Александра Невского, на высоком постаменте был установлен бронзовый бюст работы Н.И. Рукавишникова. Ныне монумент хранится в Суворовском музее. Замечательная бронзовая статуя работы скульптора И.Н. Шредера в 1899 г. была установлена на парадной лестнице Главного штаба.
Присутствует Суворов и в композиции грандиозного новгородского памятника «Тысячелетию России», построенного по проекту М.О. Микешина. Над фигурой Суворова в новгородском памятнике работали скульпторы М.А. Чижов и А.М. Любимов.
В Москве, в Очакове, в Измаиле, в Кончанском, в Кобрине, в Новой Ладоге, в Тирасполе, в Херсоне, в Тульчине, в Калининграде, в Тимановке (Винницкая область), в Симферополе стоят памятники Суворову. Конный памятник Суворову высится в румынском местечке Думбрэвень, что на Рымнике. В монументальном искусстве образ полководца раскрыт разнообразно и талантливо — можно сказать, что Суворову повезло с монументами, а скульпторам — с Суворовым. Энергичный, загадочный герой, с фактурой сухопарого старца и ореолом подвига — это благодатный материал для русских Фидиев и Праксителей. Вспоминается очаковский памятник Суворову… Дух раненого, но упоённого боем, зовущего в атаку своих богатырей Суворова отменно передал скульптор Б.В. Эдуардс (1860–1924). Копия этой скульптуры была установлена в Варшаве, в Суворовском кадетском корпусе. Кроме того, великий князь Константин Константинович в 1910 г. передал варшавским кадетам-суворовцам бюст Суворова, выполненный в 1801 г. Л.М. Гишаром.
Любопытна судьба монумента, ныне стоящего в Измаиле. Его называют «кочующим памятником». Изначально конная статуя работы Б.В. Эдуардса (одесский скульптор много работал над суворовской темой). Памятник отлили из бронзы трофейных пушек, отбитых Суворовым у турок. Во время Первой мировой, когда фронт приближался к Рымнику, русские солдаты бережно разобрали памятник и перевезли его в Одессу, в мастерскую Эдуардса. Позже памятник установили во дворе одесского Художественного музея. В то же время, ещё в 1890 г. учитель истории Измаильской гимназии Николай Григорьевич Громов организовал подписку на памятник Суворову в Измаиле. В начале 1917 г. Николай Григорьевич погиб от германской пули, так и не увидев вымечтованного памятника. Его сын, полковник Красной Армии Пётр Николаевич Громов продолжил отцовские старания, дошёл до самого «всесоюзного старосты» М.И. Калинина и всё-таки добился своего. Из Одессы памятник перевезли в Измаил, где он был открыт 26 августа 1945 г. Бронзовый Суворов, приподнявшись на стременах над своим донским жеребцом, со шляпой в руке приветствовал советских солдат-победителей, парадом прошедших по измаильской земле.
