— А я уже привык к хорошему советскому коньяку. Еще у вас меня приучили закусывать лимоном, — сказал Крауз, который в отличие от Стерна не краснел и не кусал губы, потому что угрозы Пронина вроде бы не касались его социал-демократической персоны.
— Правильно. А эта традиция пришла к нам от последнего русского царя. Царя сбросили, а лимоны к коньяку — остались. Недурно?
— Неужели от царя? — удивился Железнов, хотя Пронин на его глазах рассказывал эту байку, наверное, в пятидесятый раз.
Пронин налил себе второй стакан ароматного чаю. А вот коньяк он пил такими миниатюрными глотками, что темная жидкость в рюмочке никак не иссякала.
— Да, товарищ Стерн. Есть такая русская пословица: коготок увяз — всей птичке пропасть.
— Как? Вся птичка? — спросил Крауз, и Железнов принялся что-то объяснять ему шепотом.
— Но эта пословица слишком максималистична. Если коготок увяз в трясине шпионажа — приходите к нам, расскажите все по совести. И мы тогда с удовольствием продекламируем уже не народную пословицу, а стихи Пушкина:
На волю птичку выпускаю
При светлом празднике весны!
— Значит, до весны птичка будет содержаться в местах заключения? — спросил Железнов.
— Весна иногда заглядывает к нам и посреди зимы. Это называется оттепель. Я вам обещаю немедленную весну, если сегодня вечером смогу увидеться с матросом.
Стерн не прикасался ни к стакану, ни к рюмке. Сидел в оцепенении.
— Хотите поговорить со мной наедине? Мы можем перейти в Агашину комнату. Там удобный диван, там пальма растет.
— Я буду говорить. Не надо пальма. Вас интересует мой советский друг, морской доктор? Вам повезло. Он сейчас в Москва.
— Что вы о нем знаете? Адрес, распорядок дня.
— Я не шпион. Я не следил за ним. Ни за кем не следил. Мы просто общался.
Железнов положил перед Стерном лист бумаги, чернильницу и перо. У него все было предусмотрено, у Железнова-то!
— Пишите адрес, товарищ Стерн.
Пронин посмотрел на Железнова одобрительно: вот сегодня все, как по нотам, а то наломали дров в начале нового года…
— И напишите, когда он бывает дома. Хотя вы за ним и не следили. Ориентировочно напишите, — не унимался Железнов.
— Адрес я помню. Большая Татарская улица, дом четырнадцать.
— Хм, помню, в начале двадцатых там работала Землячка. Поскольку больших татар я там никогда не встречал, для меня эта улица — улица Землячки.
— Землячка — это значит, такая же москвичка, как и ты? — спросил Крауз. А сокрушенный Стерн не был настроен на светскую беседу…
— Нет, Фридрих. Землячка — псевдоним одной нашей яростной революционерки. Она дочка богатого купца Залкинда, посвятила себя борьбе. Сейчас она возглавляет комиссию советского контроля при Совнаркоме. Грозная дама, знаете ли. С ней, кстати, знаком мой друг писатель Овалов. А наш поэт Демьян Бедный написал про нее остроумные стихи:
От канцелярщины и спячки,
Чтоб оградить себя вполне,
Портрет товарища Землячки
Повесь, приятель, на стене…
Бродя потом по кабинету,
Молись, что ты пока узнал
Землячку только по портрету:
В сто раз грозней оригинал!
Так оно и есть. Землячка — фурия революции.
— Демьян Бедный — поэт-большевик, член ЦК? — спросил Крауз.
— В прошлом, товарищ Крауз. Бывший большевик, бывший член ЦК. Он склонен к перегибам, как и товарищ Землячка. Однажды в пьеске выставил на осмеяние русских богатырей. Самого Илью Муромца не пожалел! Ну, товарищ Сталин и подверг его товарищеской критике.
— Что же, у вас реставрируется монархия? Снова кресты и золотые погоны?
— Зачем вы так? — обиделся Пронин. — У нас власть большинства. Но не охлократия. Власть большинства в условиях просвещения. Понимаете? И русские богатыри к советской власти куда ближе, чем к царскому режиму с его ростовщиками и фабрикантами. А Демьян поднял руку на народных героев! За это — позор Демьяну. Вот ему и дали пинка из партии. Что не отменяет его заслуг перед революционной поэзией. Ибо — какой-никакой, а талант.
Как говорят в почтенных романах, Пронин встал, всем своим видом показывая, что аудиенция закончена. Крауз уходил улыбаясь, а Стерн прошмыгнул, как вороватая мышь, а на площадке, возле лифта, схватил за пуговицу Железнова и пару минут ему что-то втолковывал. Железнов проводил гостей до подъезда, а потом вернулся к Пронину.
— Что он тебе говорил?
— Вы что, в глазок подглядывали?
— Да нет, просто у меня интуиция натренированная. И железная логика. А вообще, дорогой друг, отвечать вопросом на вопрос — это просто невежливо.
— Да странный он какой-то. Просит охрану. Боится, что ему будут мстить за откровенность.
— Честный советский матрос, корабельный эскулап будет мстить. Понятно. Значит, Стерн сам не верит в басни про советского матроса. Это упрощает дело.
— Видать, мы на верном пути?
— Видать. Выйдешь в поле… Далеко тебя видать. На Татарскую поедем, как солидные люди. С Адамом. И Кирия возьмем для острастки.
Пронин, как вельможа, сел на заднее кресло. Рядом с ним — оруженосец Железнов. А Кирий — косая сажень в плечах — уселся рядом с водителем, как и положено телохранителю.
В доме на Большой Татарской со старорежимных времен оставались отдельные квартиры. Только самые вместительные апартаменты на втором этаже были разделены на коммуналки. А на третьем этаже как были тесные изолированные квартиры, так и остались. Ничего удивительного, что одинокая пожилая хозяйка временно переселилась на кухню и сдала комнату приезжему моряку.
— У них балкон. Это скверно. Надо было взять товарищей… — Пронин нахмурился. — Ладно. Семь бед — один ответ. Адам, за балконом следи в оба. И вон те два окна тоже на твоей совести. Выполняй, друже. И не серчай, что нештатную работу тебе даю.
Адам добродушно пожал плечами.
— Пустяки.
— Нет, не пустяки. Револьвер свой заряди антикварный.
Уже в парадном Пронин вполголоса командовал:
— Виктор, ты войдешь первым. Ты, Кирий, будешь перекрывать дверь. Если я свистну — войдешь в комнату и скрутишь клиента. Все это — на случай, если он дома. Если нет — будем ждать. И с хозяйкой уж тогда погутарим, и с соседями. Ну, с богом. Я на лифте, вы — пешком.
У двери они встретились. Аккуратная дверь, не обшарпанная, обитая коричневатой кожей — редкость по нашим временам. Кто у нас хозяйка? Учительница литературы и еще сдает комнату. Понятное дело, доход имеется. Одинокая женщина, все тратит на комфорт. Пронин позвонил в дверь. В ответ — мертвая тишина. Попытался открыть — разумеется, дверь была заперта. Пронин подморгнул Виктору — и ребята в два счета взломали немудреный замок. Там еще была цепочка, но она свободно болталась. Значит, в квартире никого. Что ж, будем ждать.
