Империи, которая принялась строить социализм в режиме осажденной крепости, необходимы новые технократы – квалифицированные специалисты без старорежимных и революционных замашек! Инженерный диплом был облюбованной целью лучших комсомольцев с безупречным происхождением и красноармейским прошлым – таких, как Устинов. В 1923-м вместе с матерью он переезжает в Макарьев, где заканчивает профессионально-техническую школу. В молодые годы Устинов неплохо изучил географию России… Некоторое время он работал в Горьковской области на Балахнинском целлюлозно-бумажном комбинате. Учебу продолжил в Иваново-Вознесенске, на механическом факультете местного политеха. Там Устинов зарекомендовал себя как комсомольский вожак, державшийся сталинской линии во время дискуссий с оппозиционерами. Вскоре активного комсомольца перевели в московское Бауманское училище, откуда группу студентов перевели в Ленинград. Дмитрий Устинов окончил Ленинградский военно-механический институт – и остался на всю жизнь сильнейшим лоббистом своей альма-матер. Став наркомом, он будет свысока относиться к артиллерийским КБ, в которых заправляли представители других школ – этим объясняли, например, противостояние Устинова с любимцем Сталина конструктором В.Г. Грабиным, который окончил «всего лишь» Военно-техническую академию имени Дзержинского.
В 1934-м дипломированный инженер-конструктор был принят в Ленинградский артиллерийский научно-исследовательский морской институт. Вот это был настоящий университет! Устинов восхищается ученым старой закваски, великим кораблестроителем Алексеем Крыловым. Всю жизнь он нередко о нем вспоминал, посвятил ему и самые душевные строки в мемуарах:
«Глубокий след в моей памяти оставили, в частности, консультации и встречи в институте с известным кораблестроителем академиком А.Н. Крыловым. Алексей Николаевич обладал способностью быстро разбираться в сложнейших вопросах, находить пути их решения. Он щедро делился новыми идеями, подталкивал нас к их разработке.
Общение с А.Н. Крыловым давало нам наглядные уроки деловитости и организованности. Он охотно помогал в поисках нового, в решении сложных задач и не любил тех, кто боялся ответственности. Как правило, после каждой консультации он писал лаконичные и ясные выводы и рекомендации, умещавшиеся на одном листочке, расписывался под ними и вручал исполнителю. Некоторые пытались получить такую подпись у Крылова, чтобы потом прикрыться ею как щитом за возможные просчеты и ошибки. Он быстро разгадывал подобные хитрости и пресекал их с присущей ему прямотой.
Бывали и такие случаи, когда Алексей Николаевич внимательно выслушивал вопрос, подробно расспрашивал о трудностях, встретившихся при его решении, и откровенно говорил:
– Делайте это сами. Вы лучше меня тут разбираетесь.
Крылов нередко задерживался в институте, чтобы поглубже разобраться в какой-либо разработке, подзадоривал исполнителей: «Давайте, давайте, и я подучусь у вас».
Чувства юмора Крылову было не занимать. Он любил умную шутку, ценил ее, рассматривал как помощницу в работе, а порой – и как средство выхода из затруднительного положения.
Как-то на одном из совещаний разгорелся спор между конструкторами и заказчиками. Речь шла об излишках в весе вооружения на одном из строящихся кораблей. Излишки были не очень значительными, но заказчики настаивали, чтобы вес был снижен, так как это якобы повлияет на некоторые характеристики корабля. Конструкторы возражали, доказывая, что этого сделать невозможно, не теряя нужных качеств вооружения. Страсти разгорелись. А.Н. Крылов молча слушал доводы сторон, но потом, улучив минутку, подал голос:
– Какова численность экипажа?
Все умолкли, настолько странным и даже неуместным казался этот вопрос: численность экипажа была общеизвестна, так зачем же уточнять ее. А потом, при чем тут экипаж, какое это имеет отношение к предмету спора?
Но раз вопрос задан, на него надо ответить. Назвали цифру.
– Xopoшо! – заметил Алексей Николаевич. – А теперь скажите-ка, каждого человека будут принимать на корабль по весу?
– Нет, разумеется.
– Конечно, конечно незачем. А учитываете ли вы, что команда в течение суток будет менять вес по естественным, так сказать, соображениям? Так вот, доложу вам, колебания в весе экипажа составят… – И академик назвал цифру, сопоставимую со значением излишнего веса вооружения, вызвавшего споры.
Обстановка разрядилась, спорщики заулыбались».
Свое кораблестроительное прошлое Устинов не забудет. Он не согласится с хрущевским пренебрежительным отношением к флоту. Тогдашний министр обороны, маршал Жуков говаривал: «Что в первую очередь предпринимает Россия, когда начинается большая война? Проводит мобилизацию? Нет! В первую очередь Россия топит свой флот!». Вместе с адмиралом Горшковым в 1970-е Устинов сумеет создать самый мощный флот в истории России.
Пытливость молодого инженера была вознаграждена: вскоре Устинов становится руководителем направления, и ему предстоит заняться важными исследованиями.
Через три года, когда репрессии открыли немало вакансий, его переводят в КБ завода «Большевик» (бывший Обуховский сталелитейный). Уже в марте 1938-го он станет директором этого уникального завода, снабжавшего Красную Армию надежными орудиями. Такое вот доверие оказал Устинову партийный вождь Ленинграда А.А. Жданов, в первом же долгом разговоре заявивший, что до сих пор завод работал плохо, несколько лет срывал план. В тот год на заводе внедряют проекты полевой артиллерии большой и особой мощности. Устинов реконструировал цеха, менял не справлявшихся, безынициативных (как правило, они увлекались «бюрократией») начальников, находил новые технологические ходы: «Мы приняли решение отделить сборку от крупномеханического производства. На результатах работы отрицательно сказывалось то, что они были объединены в одном цехе». Решительно шел на рискованные меры и добивался успеха.
Государственный план удалось перевыполнить. Дебютный год молодого директора признали успешным: 116 заводчан, включая самого Устинова, были награждены орденом Ленина. Стало ясно, что этот тридцатилетний директор еще взлетит высоко. В 1939-м он направился на XVIII партсъезд. «Я ощутил всепоглощающую заботу о родной стране, ответственность за ее судьбу. Возникло это ощущение с первых же минут после того, как на трибуну поднялся И.В. Сталин, выступивший на съезде с Отчетным докладом ЦК ВКП(б). Его негромкий, чуть глуховатый голос властно овладевал вниманием, и все, что он говорил, укладывалось в сознании прочно, плотно, почти весомо…» – с трепетом вспоминал Устинов через много лет после ХХ и ХХII антисталинских съездов.
Репрессии против старых большевиков устиновская плеяда восприняла без обременительных рефлексий: молодые самоуверенные профессионалы всегда жестоки к «морально устаревшим» предшественникам. А вот среди позднейших «врагов народа» был Вознесенский, которого Дмитрий Федорович преданно уважал до конца своих дней. Будучи сталинистом, Устинов приписывал явно незаконные послевоенные расстрелы интригам Берия, Хрущева, Маленкова.
Успехи директора «Большевика» были очевидны. Устинов с гордостью отмечал: «На многих крупных предприятиях страны была освоена и разработанная группой инженеров-металлургов «Большевика» – А.И. Антоновым, Ф.Л. Куприяновым (кстати, он более 30 лет успешно руководил одним из крупнейших научно-исследовательских институтов), Г.М. Хаютиным и другими – новая технология мартеновского процесса по выпуску стали с меньшим содержанием остродефицитных ферросплавов при сохранении и даже улучшении ее качества. Это дало заводу четыре миллиона рублей экономии в год. Нужно ли говорить о важности этого новшества, особенно в предвидении возможной войны?».
