В те же пиковые годы антисталинизма Суслов приветил самого Солженицына. «В кинозале подошел к нам высокий, худощавый, с весьма неглупым лицом человек и уверенно протянул мне руку, очень энергично стал ее трясти и говорить что-то о своем крайнем удовольствии от «Ивана Денисовича», так тряс, будто теперь ближе и приятеля у меня не будет», – этот порыв на хрущевской встрече с интеллигенцией объясняется просто. В 1962-м Суслов считал позицию Солженицына полезной для партии и Советского государства. Следующие книги покажутся вредными – и никакого снисхождения к Солженицыну Суслов не потерпит. Суслов – фигура не ностальгическая. Слишком уж кислую репутацию создали ему комментаторы эпохи, да он и сам никогда не был артистом-популистом. Творческая интеллигенция самолюбива и обидчива: а Суслов плавал в ее акватории исключительно, чтобы карась не дремал. К нему нельзя было обращаться с позиций «художника», зато в формате «как коммунист с коммунистом» Суслов общался запросто и даже задушевно, без спеси. Вот писатель Лев Сергеевич Овалов – автор «Майора Пронина», посаженный по клеветническому доносу в 1941-м, а при Хрущеве реабилитированный с восстановлением партийного стажа. Овалов был убежденным большевиком – и на аудиенциях у Суслова, что называется, «находил понимание». Речь шла, конечно, не о выбивании квартир и загранвояжей, а о творческих вопросах – о чем можно и нужно писать романисту-коммунисту?
При Хрущеве Суслов (всем обязанный Сталину!) активно участвует в критике «культа личности» с излюбленных радикально коллективистских позиций. Однако идеолог понимал, что перечеркивать тридцатилетний героический период истории СССР нельзя. Он был куда менее радикальным критиком Сталина, чем такие высокопоставленные ученые марксисты, как секретарь ЦК П.Н. Поспелов или главный редактор хрущевской «Правды» А.М. Румянцев, которых после отставки Хрущева Суслов низвергнул с высоких постов. Но Суслов в 1957-м поддержал Хрущева, стал основным докладчиком на пленуме, разоблачившем «антипартийную группировку». Он хладнокровно предал своих учителей и коллег по сталинскому ареопагу – Кагановича, Молотова, Маленкова. Каганович, выдвигавший Суслова во время чисток 1930-х, на пенсии придумывал ему нелестные прозвища. Не простил ревизионизма и Молотов, кратко охарактеризовавший многолетнюю работу Суслова на идеологическом фронте: «Мало понимал». В книге Феликса Чуева «Сто сорок бесед с Молотовым» есть и свидетельство сталинского первого секретаря ЦК Компартии Грузии Акакия Мгеладзе: «Мгеладзе рассказывал и о Суслове. Позвонил Сталин: «Приедет лечиться Суслов, обрати на него внимание, он туберкулезник, прими его получше». Я хорошо его принял. А он столько говорил о Сталине: «Пойми, ведь только благодаря Сталину мы все так поднялись, только благодаря Сталину все у нас есть. Я никогда не забуду отеческое внимание Сталина ко мне. Если бы не Сталин, я бы умер от туберкулеза. Сталин меня вытащил, Сталин меня заставляет лечиться и лечит!» Может, он рассчитывал, что Мгеладзе все это передаст Сталину? Ну а что говорил Суслов о Сталине в хрущевско-брежневские времена, напечатано в газетах…». Суслов критиковал сталинизм, намереваясь построить свой идеальный «реальный социализм». Но Суслова пугали шатания Хрущева, его хаотические попытки расквитаться не только со Сталиным, но и с победами сталинской эпохи.
В заговоре против Хрущева Суслов участия не принимал. Он примкнул к уже сложившемуся антихрущевскому большинству незадолго до развязки. Но впечатляюще сыграл в этой политической драме роль прокурора. В Екатерининском зале Кремля, на октябрьском пленуме 1964 года, он выступил против Хрущева с обстоятельной речью. За что Суслов клеймил Хрущева? За то, что в центральных газетах портреты первого секретаря публиковались в 1964-м в 8 раз чаще, чем в свое время портреты Сталина. За отказ от ленинских принципов коллективного руководства, за стремление выйти из-под контроля Президиума и ЦК. За непродуманные реформы, за нескромное возвышение зятя…
В 1964—1970-х Суслов поддерживал одинаково уважительные отношения с Брежневым и Косыгиным. Позже, когда Косыгина, по сути дела, отстранили от политических вопросов, Суслов остался в брежневской нише, остался вторым секретарем ЦК, всесильным в вопросах идеологии, пропаганды, международного коммунистического движения. Пост «второго секретаря» ЦК КПСС не был официальным, но в иерархии он ощущался. Суслов дисциплинированно избегал острых углов во взаимоотношениях с Брежневым. Но и в личные охотничьи друзья генерального не стремился. Как не стремился в национальные лидеры. Суслова вполне удовлетворяла кабинетная работа. Пожалуй, самым грандиозным сусловским проектом стал ленинский юбилей – столетие, которым жила страна в 1969—1970 годы. Пышный культ Ленина укреплялся, страна обзавелась грандиозным музейным комплексом в Ульяновске. Песни и стихи о Ленине звучали ежедневно, несколько утомляя общественность. Вот уж когда сусловский принцип «На идеологии мы не экономим» воплотился вовсю. Что ж, если даже в начале 90-х социологические опросы показывали, что подавляющее большинство советских людей считает Ленина величайшим политиком и человеком в истории – значит, Суслов не зря ел свой хлеб. Эпизоды канонической биографии Ленина в СССР знал каждый – от дошкольника до старика. Невозможно было оказаться в стороне от этой идеологической кампании. Кепка, вытянутая вперед рука и взгляд с прищуром стали неотъемлемой частью городского и сельского пейзажа.
После отставки Хрущева многим членам ЦК уже можно было не скрывать симпатий к Сталину. К 1969 году, к девяностолетию вождя, готовился пропагандистский проект «реабилитации Сталина». Суслов то поддерживал проект, то дополнял, то притормаживал. Он боялся резкого поворота, боялся дискредитировать теперь уже идеологию хрущевской семилетки 1956—1963 гг. В кремлевской Ореховой комнате на заседании Политбюро завязалась серьезная дискуссия. Сталинские наркомы Косыгин и Устинов были наиболее последовательными сторонниками немедленной реабилитации. Против выступили Подгорный и Пельше. Возобладала осторожная линия Суслова: негласно запретили публикацию антисталинских выпадов, в газетах лаконично написали о заслугах юбиляра. В начале 1980-х станет ясно, что широкая реабилитация Сталина повысила бы популярность партии в массах, особенно среди военных и рабочих. Но придется всерьез ссориться с интеллигенцией. Новая попытка возвращения к сталинизму (лидером которой будет Устинов) оборвется смертью маршала…
Окрестили Суслова «серым кардиналом» с таким высокомерием, как будто публичное самолюбование вождей лучше подковерной службы «верой и правдой».
Он навсегда потерял сознание 21 января 1982 г., во время просмотра траурной передачи о Ленине. После новых польских событий и таинственного самоубийства генерала Цвигуна ему было все сложнее опираться на испытанную логику осторожного компромисса. Хоронили его у Кремлевской стены, рядом со Сталиным. Хоронили с невиданным размахом. Брежнев искренне прослезился, речь его была малоразборчивой, но душевной: он взывал к ушедшему товарищу. А велеречивый академик П.Н. Федосеев сказал: «Вся многогранная деятельность товарища Суслова являла живой пример ленинской партийности в идеологии и высокой политической бдительности… Многочисленные кадры советской интеллигенции высоко ценят заботу Михаила Андреевича Суслова о развитии науки и культуры, о научно-техническом и культурном прогрессе нашей социалистической Родины». Закончилась вахта.
