— Не придуривайся, — резко сказал Зарубин. — Рассказывай подробно, как происходило дело.
— Я могу повторить, — вздохнув, произнес Редькин.
В это время снаружи раздался топот, и через секунду, сильно толкнув двери, влетел раздетый, запыхавшийся радист Топорков. Все с удивлением уставились на него. Несколько мгновений Топорков молча глядел на присутствующих широко раскрытыми глазами, потом бессвязно выпалил:
— Товарищи! Дорогие! Срочно давайте ко мне!… Совинформбюро… Сталинград! — и тотчас выбежал.
На секунду в землянке воцарилась тишина, а затем все сразу, толкаясь у двери, устремились наружу.
Крепчал мороз; под ногами, предвещая вьюгу, курилась легонькая поземка, а командиры, раздетые, без шапок, не обращая внимания на стужу, со всех ног бежали по утоптанной стежке к землянке Топоркова. Около нее уже толпились партизаны, шумно беседуя, высказывая догадки и предположения.
Плошка мерцала посредине стола, слабо освещая взволнованное, радостное лицо Топоркова. Торопясь, он трясущимися руками закреплял концы провода на маленьком репродукторе, которым часто пользовались, коллективно слушая радиопередачи.
В землянку набилось так много народу, что можно было только стоять не двигаясь. Все напряженно молчали, слышалось лишь взволнованное дыхание нескольких десятков людей.
— Сейчас… сейчас, товарищи, только тише, — предупреждал Топорков. — Вот… слушайте. — И он усилил громкость.
Из репродуктора послышался знакомый голос диктора: «В последний час…» Нервная дрожь, точно электрический ток, прошла по людям. «На днях наши войска, расположенные на подступах Сталинграда, перешли в наступление против немецко-фашистских войск. Наступление началось в двух направлениях: с северо-запада и с юга от Сталинграда…»
— Ура!… Победа!… — не выдержал кто-то из партизан.
— Цыц, непутевый!
— Тише! — оборвали его.
«…обе железные дороги, снабжающие войска противника, — продолжал диктор, — расположенные восточнее Дона, оказались прерванными. В ходе наступления наших войск полностью разгромлены шесть пехотных и одна танковая дивизия противника. Нанесены большие потери…»
— Братцы! Да что же вы молчите… — раздался все тот же ликующий голос.
— Да дай же дослушать, а тогда ори, сколько влезет!
— Замолчите же, ради бога!
«…Захвачено за три дня боев тринадцать тысяч пленных и триста шестьдесят орудий».
— Ур-ра-а!!!
Теперь никто не был в силах сдержать ликование. Многоголосое «ура», возникшее в землянке, как порыв могучего ветра, выплеснулось наружу, понеслось по лесу, прогремело, как победный салют, и подняло на ноги весь партизанский лагерь.
— Ты записал? — спросил Добрынин Топоркова, когда в землянке остались одни командиры.
— Все записал, слово в слово, — ответил тот.
— Давай сюда! — потребовал Добрынин. — Командиров и парторгов в землянку… в штабную… там места хватит…
— Может быть, бюро созовем? — предложил Пушкарев.
— По-моему, не стоит, Иван Данилович, — улыбаясь, сказал Зарубин, — решать-то нечего. Без нас решили. А вот с народом побеседовать надо.
— Как без нас? — спросил Пушкарев. — Нет, батенька, в этой победе и наши труды заложены! Сколько мы эшелонов за один только ноябрь под откос пустили? А?
— Восемь! — твердо сказал Зарубин.
— А последний, со снарядами?…
— Я его не считал.
— То-то! А сколько раз рвали полотно?…
— Много.
— А фашистов сколько перебили? Нет, батенька мой, тут и наши труды есть! Так сейчас и надо рассказать людям.
— Да, согласен, это, пожалуй, правильно, — сказал Зарубин.
Около штабной землянки уже собирались командиры, парторги. Дедушка Макуха, кряхтя, закреплял на ногах лыжи.
— Сколько тебе лет, папаша? — спросил его Толочко.
— Двадцать пять, вот сколько, — ответил старик, притопывая ногами и пробуя крепление.
Все дружно расхохотались.
— Когда же ты изволил на свет появиться? — поинтересовался Веремчук.
— В Октябрьскую революцию. От нее и счет веду. Так что тебе ровесник.
Вновь раздался смех.
— Ты куда лыжи навострил? — недоуменно спросил старика Пушкарев.
— На передовую заставу.
— Зачем?
— Новость понесу… насчет победы…
— Что же это, никого моложе не нашлось? — вмешался Зарубин. Бойко объяснил, что он хотел отправить ординарца на заставу, но Макуха очень просил послать его.
— Товарищ майор, — взмолился дед, — ты уж по старой дружбе уважь старика, я сам хочу рассказать. Ведь на заставе ребята из нашего отряда.
— Ну что ж, раз сам назвался, иди.
Макуха резко оттолкнулся палками и бодро зашагал вперед.
2
Как-то днем в конце декабря Костров и Снежко отправились на лыжах в леспромхоз. Сначала шли просекой, ровной и широкой, а потом свернули в лес. Путь держали строго на юг. Примерно через час выбрались на покрытую снегом проселочную дорогу. И хотя последний снег выпал дня три назад, на дороге не было заметно никаких следов движения. Это позволяло партизанам идти не задерживаясь, без особых предосторожностей.
Снежко шел впереди крупным, размашистым шагом, и капитан Костров с трудом поспевал за ним.
«Лыжи у него, что ли, легче?» — думал Костров, следя за быстрыми, стремительными движениями товарища, но, всмотревшись, убедился, что лыжи у них одинаковые. Потом Кострову показалось, что на лыжах Снежко крепление лучше. И вдруг он понял: «Это возраст. Снежко двадцать пять, а мне сорок. Вот в чем причина».
— Убавь шаг, Трофим, — не выдержал Костров.
— Есть убавить шаг, — весело отозвался Снежко. Он остановился, повернулся к приближающемуся Кострову и рассмеялся. — Это, товарищ капитан, на первых пяти-шести километрах трудновато будет, а как придет второе дыхание, ни за что от меня не отстанете.
— Все-таки спешить нам, дружище, некуда, — сказал Костров, — выспаться успеем. Пойдем нормальным шагом.
Когда в студеном чистом небе зажглись первые звезды, они подошли к леспромхозу. Костров остался за речушкой, в сосновом подлеске, а Снежко, знавший здесь все ходы и выходы, отправился вперед.
Впервые Снежко побывал в леспромхозе еще летом с покойным Герасимом Багровым. Багров взял его себе в помощь для переброски газеты из города в отряд. Смелый и осторожный, хладнокровный и энергичный, Снежко зарекомендовал себя отлично. После гибели Багрова командование бригады неоднократно посылало его и в город и в леспромхоз, и он всегда успешно справлялся со всеми опасными поручениями.
