— Кончай цирк, — высунулся из фургона напарник, — у нас звонок в дверь.
Действительно, в 5.23 в дверь квартиры объекта 57 позвонили длинным звонком.
Объект открыл дверь тут же.
— Иероним Глистин? — поинтересовался тонкий женский голос.
— Да… То есть нет… Проходите же, мне звонил Костик, я вас жду.
— Нет, сначала скажите, вы Иероним или не Иероним? — настаивала женщина.
— Да, я Иероним, — сознался объект 57.
— Как это возможно? — сухо поинтересовался динамик голосом куратора. — Как она прошла?
Пожилой наблюдатель пожал плечами, словно куратор мог его видеть, а его молодой напарник еле сдержался, чтобы не высунуться из фургона и посмотреть на небо.
— Как вы вошли? Вас никто не заметил? — шепотом спросил объект 57.
— Не волнуйтесь, я поднялась из соседнего подъезда на чердак, открыла отмычкой замок и спустилась к вам сверху.
— Это хорошо, это здорово… — нервничал объект. — Что же вы не раздеваетесь? Костик сказал, что сегодня у меня последний день?..
— Да, но я ничего не поняла. Он сказал, что вы все время наблюдаете за собой слежку, что выполняете важное государственное задание, поэтому за вами следят…
— Это так.
— Но он ничего не говорил о последнем дне. Э-э-э… Роня… Можно мне так вас называть?
— Зачем?
— Так приятней для слуха. Иероним — уж очень торжественно. Так вот, Роня. Я должна уколоть вам палец.
— Это пожалуйста, — с ходу согласился объект 57.
— Немедленно выяснить, что происходит! — Голос куратора был уж слишком громкий.
— Есть, выяснить, что происходит, — уныло отрапортовал молодой член наблюдательной группы.
— Интересно, как ты собираешься это выяснять? — подлил масла в огонь пожилой член наблюдательной группы. — Позвонишь в дверь: здрасьте, я сантехник, вы затопили квартиру снизу?
— А чем вы будете колоть мне палец? — В голосе объекта 57 — ни тени сомнения или страха, одна неподдельная заинтересованность. — У нас мало времени. Они могут прийти в любой момент. Звонок в дверь — и все! Кто там? А это сантехник, у вас, милейший, прорвало кран, пока вы спите! Я знаю все их увертки!
— Не волнуйтесь, мы быстро. Я уколю вам палец вот этим предметом. Видите, таким перышком в поликлинике колют пальцы, чтобы взять анализ крови. Ну? Узнаете?
— Нет, извините, я всегда закрывал глаза. Понимаете…
— Понятно. Вы боитесь крови?
— Что? Нет, не боюсь. Я закрываю глаза, чтобы полностью сосредоточиться на моменте боли.
В квартире объекта наступила подозрительная тишина. Ни звука. Потом женщина спросила:
— Коллекционируете моменты боли? Любите, чтобы вам делали больно?
— Я коллекционирую все физиологические реакции моего тела.
— А-а-а… Тогда дайте мне пальчик, Роня…
— Прикажете вмешаться? — не выдержал напряжения молодой член группы наблюдателей.
— Отставить, — тут же отозвался куратор. — Продолжить прослушивание объекта.
— Что я теперь должен делать? — шепотом спросил объект 57.
Шуршание бумаги.
— Вот здесь, пожалуйста, распишитесь. Напишите свое имя. Выдавите немного крови и пальцем напишите имя.
— Так и написать? Полное имя?
— Конечно, полное — Иероним.
Отчетливо слышно сопение — вероятно, объект 57 положил листок бумаги (или что там такое он должен был украсить своей кровью) на стол прямо над прослушкой, закрепленной снизу.
— Спасибо, Роня, — проникновенно поблагодарила женщина.
— Получилось не очень хорошо. На последних двух буквах кровь кончилась. Почти не видно.
— Это ничего. Спасибо.
— А что это за цифра тут? Тридцать шесть, что это значит?
— Это ваш номер.
— Мне больше нравится цифра одиннадцать.
— Под номером одиннадцать у меня другое имя написано.
— А-а-а… Тогда ладно. Что делать с пальцем? Кровь течет.
— Оближите его.
— Что?
— Пробовали когда-нибудь кровь на вкус? Вот и попробуйте.
— Мне в детстве один раз нос разбили, я помню вкус крови.
— Не хотите облизывать, не надо.
— Мне кажется, стоит смазать йодом. Чтобы не занести инфекцию.
И тогда женщина ласково так проговорила:
— Роня, вы сказали, что сегодня последний день вашей жизни, а сами беспокоитесь об инфекции!
Этим вопросом она, вероятно, нарушила какую-то логическую цепочку в голове объекта 57, потому что минут пять было тихо — еле слышное шуршание и осторожные вздохи женщины почти не нарушали этой тишины, придавая ей особую интимность.
— Вы меня раздеваете? — с дрожью в голосе вдруг очень громко спросил объект 57, отчего оба члена наблюдательной группы вздрогнули.
— Я вас раздеваю, — шепотом ответила женщина.
— Мне это не нравится.
— Но Роня, вы же не будете потом мыться в одежде? Это глупо.
— В одежде действительно глупо мыться. А вы…
— Я тоже буду мыться. С вами. Поэтому я тоже разденусь. Роня! Не отворачивайся, я хочу тебе кое-что показать. Видишь эту родинку?
— У меня тоже есть большая за ухом.
— Ну-ка… Да, красивая. А у меня под грудью маленькая и почему-то красная.
— Действительно, странная… Вы должны показать ее врачу.
— Ерунда. А вот эта, смотри, какая круглая и бархатная…
— А на этой у вас растет волосинка. У вас… глаза такие темные. Зрачка почти не видно.
— А у тебя ресницы длинные и желтые, как пестики у подсолнуха! — восторженно объявила женщина.
— Я умею вот так согнуть кисть, видите? Вы можете коснуться большим пальцем запястья?
Оба члена наблюдательной группы перевели дух и синхронно потянулись за сигаретами.
— Я могу достать ногами до затылка, это называется “коробочка”, — ответила женщина на предложение изогнуть кисть и спросила: — Сколько тебе лет?
— Тридцать один.
— Шесть часов тринадцать минут, — сообщил голос куратора.
— А мне сорок шесть лет, — зачем-то сказал пожилой член наблюдательной группы.
— А меня в девятнадцать изнасиловали две однокурсницы, — поддался цифровому безумию и молодой наблюдатель.
