— Никого нет, — закончила я. — Теперь-то вы мне верите? Верите, что он самозванец?
— По крайней мере теперь у нас есть повод для разговора с ним, — кивнул Урса.
— То есть вы — на моей стороне? — решила я расставить все по местам.
— Фло, отстранитесь от понятия врагов и друзей. Вот я стою перед вами — усталый мужчина средних лет…
— Вы так неприлично молоды! — вступила мама.
— Облысевший, исхудавший… Кстати! — Он поднял вверх указательный палец. — За последние дни я поправился на три с половиной килограмма!
— Это голубцы, Урса Венедиктович, — заверила его мама. — Нет! Постойте, а вдруг это у вас опять начинается ожирение из-за ножа?
— Я хотел сказать, — продолжил Урса, — что дело Халея все еще не убрано в архив.
— Где будем говорить с Ланским? — спросила я.
— Приезжайте к нему в квартиру вечером, часам к шести. Я там буду.
— Вы составили список пациентов Киры Ланского в девяностых годах? — поинтересовалась я.
— Собрал кое-что, вам не понравится. Богдан Халеи наблюдался у Ланского почти восемь месяцев. Угадайте, какой предварительный диагноз?
— Он не был суицидником! — замотал я головой.
— Угадали. У него была скиофобия. Так что, до вечера, Фло.
— Урса, у вас есть оружие? — строго поинтересовалась мама.
Мертвые голуби
Я пыталась дозвониться Лумумбе. Телефон не отвечал.
Пришлось лезть на крышу одной.
Последнее время я стала бояться одиночества. Не в себе, а в городе. На крышу я лезла по пожарной лестнице. Главное — не смотреть вниз и проверять каждую ступеньку перед тем, как поставить ногу.
Взобравшись, я отметила, что небо сегодня голубое. Я была на крыше почти совсем одна. Почти. Если не считать молодого человека, отковыривающего черное покрытие.
Я подошла поближе и решила, что он хочет найти место протечки. Он отрывал толь и заглядывал под нее с видом человека, которому это надоело до тошноты.
— Как вы думаете, — спросила я, — сейчас весна?
Он не ответил и вообще повел себя странно. Сначала отошел шагов на двадцать (я заметила, что он считал эти шаги), потом сел, подстелив под себя газету. Я тоже присела на удобный выступ и осмотрела несколько антенн неподалеку. Здесь, на выступе, сидеть куда удобнее, чем там, на газете. Так мы сидели и молчали. Потом я достала полиэтиленовый пакет и пошла к воздуховоду, у которого в последнее свое посещение крыши заметила двух мертвых голубей.
— Любите птичек? — крикнул молодой человек издалека.
— Нет! — крикнула я. — Мой друг любит. Он их часто кормит и наблюдает!
Если бы этот тип не отбежал от меня, как от чумной, я бы рассказала в память о Байроне, как он их пугал, притопывая ногой. Мы бы посмеялись вместе.
Стоило мне тряхнуть пакетом, расправляя его, как откуда-то прилетели голуби. Они прилетели на звук хлопнувшего пакета. Я стояла, раскинув руки к небу, и вдыхала запах грязных перьев и помойки.
В кармане у меня нашлась шоколадная конфета (без головы). Я растоптала ее ногой и еще раскидала в стороны, чтобы крошек стало побольше. Голуби скучились плотно, образовав над раздавленной конфетой сплошную колышущуюся серую массу.
Прилетела парочка ворон.
— А моя подруга их стреляет из винтовки! — сообщила я незнакомцу, показывая на ворон.
— Я тоже этих падальщиков не люблю. — Он встал и подошел на несколько шагов ближе.
Одна из ворон допрыгала до трупика голубя и лениво его клюнула, протащив за собой.
А ну пошла! Я подпрыгнула, размахивая руками, и тут же пришлось закрыть голову — все птицы взлетели, роняя перья.
— Что вы будете с ними делать? — поинтересовался молодой человек уже нормальным голосом — когда птицы разлетелись, он подошел еще ближе и наблюдал, как я закатываю палкой в пакет тушки мертвых голубей. Одна сильно раздулась животом и краснела месивом кишок.
Я застыла на несколько секунд, думая. Потом медленно встала, осмотрела расстояние до края крыши, подумала, что шансов у меня — ноль, и ответила:
— Похороню.
И пожала плечами, даже заставила себя улыбнуться.
Он смотрел сверху, пока я спускалась по пожарной лестнице вниз.
Он тоже будет по ней спускаться, потому что люк на крышу после прыжка вниз Байрона закрыли на огромный висячий замок.
Главное — поскорее отсюда уехать, очень уж страшные у него глаза!
Необычная мумия
Похоронить голубей я решила во дворе дома, где жил Богдан. Пока ковырялась в земле, пока отгоняла парочку ничейных собак, страшно заинтересовавшихся моими действиями, подступили сумерки. Несусь в подъезде по лестнице наверх и опять пробегаю мимо своего этажа! И опять — дверь в квартиру Богдана открыта. Заглянула осторожно, пряча выпачканные руки, а там Люся сидит — чай пьет.
— Вот, — протягивает мне старую вырезку из газеты.
— Что это? — Я вдруг подумала, что боюсь влезать в новые истории.
— Это то, из-за чего развелись мои родители.
Отец прочитал в газете, показал маме. Мама его обругала, а он собрал ее вещи и выставил за порог.
“Французскими археологами, занимающимися раскопками в пирамидах под Даманхуром (Египет), найдена необычная мумия. Пожилая женщина сохранилась так хорошо, как будто ее захоронили несколько месяцев назад. Необычность находки состоит в том, что до сих пор не найдены компоненты бальзамирования, использующиеся для данного процесса захоронения, и то, что женщина совершенно не имеет на себе одежд и украшений. По материалам агентства… май, 1974 г.”
— Ты знаешь, что все это значит? — спрашивает Люся.
— Нет, — изо всех сил мотаю головой. Люся вздыхает.
— Зато я знаю, что образ твоей матери с половым членом мужчины — это обыкновенная картинка из детства, когда родители, забывшись, играли друг с другом в переодевания, кричали и веселились, — говорю я и ищу ее глаза.
— Я всегда знала, что в этом образе не стоит искать подсознательное, — усмехнулась Люся.
Гости званые и незваные
Я приехала к дому Ланского к пяти сорока пяти. Консьержка подняла трубку внутреннего телефона, как только я сказала, куда иду.
Дверь открыл Ланский. Он посмотрел насмешливо и вдруг наклонился и чмокнул меня в щеку!
— Привет, Фло. Сердишься на меня?
— В каком смысле?..
— Проходи, располагайся. Извини — я выбросил твою одежду в мусоропровод. Хотел, чтобы ты осталась подольше.
