— Спасибо, Билл, — Эйннер повернулся к Мило. — Знаешь, мы здесь можем надолго застрять. Если что, я позвоню.
— Если…
— Ну, в любом случае.
— Я все-таки составлю вам компанию.
Через полчаса солнце уже начало садиться в конце улицы. Люди возвращались домой, спеша избавиться от опостылевших костюмов. Улица немного напоминала Мило дом в Бруклине, по которому он уже начал скучать. Почему он здесь? Почему не летит домой? Так или иначе, помочь Энджеле не в его силах. Эйннер, хотя и чересчур самоуверен, специально подставлять ее не станет. А если она действительно продает какие-то секреты, что он, Мило, может для нее сделать?
— С чего все началось? — спросил он.
Эйннер, продолжая смотреть на монитор, откинулся на спинку стула. Сидя на диване перед телевизором, Энджела чему-то улыбалась.
— Ты же сам знаешь. С ноутбука полковника И Лена.
— С чего это МИ-шесть вообще занялась полковником?
Эйннер, помедлив, пожал плечами.
— Они за ним постоянно наблюдали. Работали сменами, по двое. Обычная практика, присматривать за противником.
— Это они тебе так сказали?
Эйннер снисходительно, как на ребенка, взглянул на Мило.
— Думаешь, станут они разговаривать с Туристом? Перестань, Уивер. В их секреты только Том посвящен.
— Продолжай.
— В общем, так. Каждый уик-энд полковник садится на паром в Портсмуте и сходит в Кайенне. Севернее Лаваля у него небольшой коттедж. Перестроенный из фермерского дома.
— А его подружка?
— Рене Бернье. Француженка.
— Говорят, подающая надежды писательница.
Эйннер почесал щеку.
— Читал я один ее опус. Неплохо.
Энджела поднялась, и он сразу ввел новую команду. Монитор переключился на ванную. Энджела неторопливо расстегнула юбку.
— Ты что же, не отключишь?
Эйннер нахмурился.
— Нет, Уивер, не отключу.
— Эта Рене Бернье могла залезть в его лэптоп?
Эйннер покачал головой, вероятно удивляясь наивности Мило.
— Ты нас, похоже, за полных оболтусов держишь. Конечно, она у нас под наблюдением. Упертая коммунистка, эта Бернье. И роман ее о том же. Обличает капитализм.
— Тебе ведь вроде бы понравилось.
— Ну, мы ведь не какие-нибудь немытые пролетарии. Хорошего писателя сразу видно. Даже если в политике он младенец.
— А ты человек широких взглядов.
— Неужели? — проворчал Эйннер и снова переключил монитор — Энджела, спустив воду, вернулась на диван. Теперь на ней был пушистый белый халат. — Дальше ты знаешь. После очередного уик-энда полковник Лен садится в Кайенне на паром, и на полпути у него прихватывает сердце. Парни из МИ-шесть приводят его в чувство, а заодно, воспользовавшись моментом, копируют жесткий диск.
— При чем тут Энджела?
Эйннер растерянно заморгал.
— Что?
— Почему все так уверены, что источник утечки — она? Пока как-то неубедительно.
— А ты не знаешь?
Мило покачал головой, что вызвало у Эйннера снисходительную улыбку.
— Теперь понятно, почему ты так уперся.
Он постучал по клавиатуре второго лэптопа, и на мониторе выскочил файл с пометкой «Ласточка». Птички, птички. Прямо из «Досье „Икпресс“» с Майклом Кейном, фильм 1965 года.
Последовавшее далее плохо укладывалось в целостную картину.
На экране появлялись фотографии, копии документов, аудио- и видеофайлы — материал, собранный за последние два месяца. Результат непрерывного наблюдения и предмет гордости Туриста, с удовольствием вводившего Мило в курс дела. В нескольких отчетах говорилось о посещении Энджелой приемов в китайском посольстве, но Эйннер и сам признал, что данный факт трактовать однозначно нельзя. Он даже отметил, что она почти регулярно принимает снотворное, усмотрев в этом признак неспокойной совести. Но самое важное было впереди.
— Видишь этого парня? — Эйннер указал на рыжебородого, лет тридцати с небольшим мужчину в ладно сидящем костюме. Мужчина стоял на уличном переходе неподалеку от Триумфальной арки, прямо за спиной Энджелы, и оба ждали, когда загорится зеленый. Мило почувствовал, как потеплели щеки — он узнал рыжебородого. — Девятого мая. И вот, — Эйннер постучал по тачпаду. Мужчина, уже не в костюме, сидел за рулем такси, а Энджела сзади, на месте пассажира. — Это четырнадцатого мая. И еще. Уже шестнадцатого. — На следующей фотографии оба снова были вместе, в знакомом Мило бистро, за разными, но соседними столиками. Только вот Энджела была не одна — напротив нее сидел молодой, серьезного вида чернокожий, судя по позе горячо убеждавший ее в чем-то. — А это двадцатого июня. — Опять перекресток, и опять Энджела и рыжебородый — Все, что у нас на него есть…
— Кто тот парень? — спросил Мило.
— Какой парень?
Эйннер нахмурился, недовольный тем, что его перебили.
— Отмотай, — Эйннер вернулся к сцене в бистро, и Мило ткнул пальцем в экран. — Вот этот.
— Рахман… — Эйннер на секунду зажмурился. — Гаранг. Точно. Рахман Гаранг. Подозревался в терроризме.
— Вот как?
— Она представила отчет о встрече. Пыталась выведать у него кое-какую информацию.
— В бистро?
— Наверное, он сам предложил. Не очень-то профессионально, но она не возражала.
— И как? Узнала что-нибудь?
Эйннер покачал головой.
— Парень, похоже, умотал в Судан.
— В Судан, — вырвалось у Мило.
— Знаю, знаю. И, предупреждая твой вопрос, скажу: нет, в помощи террористам мы ее не подозреваем. Так низко она не пала.
— Рад слышать.
Эйннер вернулся к последней фотографии, той, на которой Энджела и рыжебородый стояли у перекрестка.
— Так вот, этого зовут…
— Герберт Уильямс.
— Черт, Уивер! Перестань перебивать!
— Так это он?
— Ну да, — проворчал Эйннер. — По крайней мере, под этим именем он зарегистрирован в Национальной полиции. Ты-то откуда его знаешь?
— Что еще на него есть?
Эйннер предпочел бы сначала получить ответ на свой вопрос, но, видимо, понял по лицу Мило, что на это рассчитывать не стоит.
— Почти ничего. Тот адрес, что он назвал полиции, оказался ночлежкой для бездомных в Третьем округе. Его там и не видели. Прибыл якобы из Канзас-Сити. Мы отправили запрос федералам; выяснилось, что в тысяча девятьсот девяносто первом некий Герберт Уильямс обратился за паспортом.
