— Узнаем, если найдем Герберта Уильямса.
Так и не получив четких, однозначных ответов, Мило проводил вечер с удовольствием. Разговор с Энджелой, неспешный разбор деталей и решений напомнили о том времени, когда они оба были молоды, свободны от привязанностей и свято верили своему начальству и своей стране.
А потом атмосфера изменилась. Сначала Энджела потерла колени, как будто ей стало зябко от всех этих жутких историй, а в начале второго посмотрела на часы и поднялась.
— Вызову такси. Не хочу, чтобы ты опоздал в «Дисней уорлд».
Позвонив, она исчезла в ванной, откуда вышла с пузырьком.
— Это что?
— Снотворное.
Мило шевельнул бровью.
— А оно тебе нужно?
— Ты не мой психиатр.
— Помнишь, как я пытался подсадить тебя на амфетамины?
Не сразу, но она вспомнила и рассмеялась. Вполне естественно.
— Мило, на тебя было страшно смотреть.
У двери он чмокнул ее в щеку, а она протянула ему наполовину полную бутылку водки.
— Будем на связи, — сказал Мило. — Ты сделала намного больше, чем я.
Энджела похлопала его пониже спины.
— Это потому что я умнее.
Такси уже ждало. Перед тем как сесть, он взглянул на цветочный фургон. Эйннер, смотревший на него через стекло, поднял оба больших пальца. Мило так же жестом показал, что все в порядке, и Турист перебрался назад. Удивительно, но он и впрямь сдержал обещание и отключил наблюдение. Мило в свою бытность Туристом на такую щедрость способен не был.
17
Он проснулся рано утром в субботу с больной головой и ощущением сухости в груди. По телевизору передавали прогноз погоды на французском. Мило попытался открыть глаза, но комната завертелась мутным пятном, и он зажмурился.
Так случалось, когда Мило отрывался от семьи и рядом не оказывалось никого, кто напомнил бы, что нельзя допоздна засиживаться перед телевизором с бутылкой водки и пачкой сигарет. Будучи Туристом, он никогда не позволял себе такого, а теперь, став семейным человеком, повел себя как вырвавшийся из дому подросток.
Что-то скрипнуло… шевельнулось… Он снова открыл глаза… размазанные цвета сместились. Со стула у кровати улыбался Эйннер.
— Очнулся?
Мило постарался сесть, прислониться к изголовью. Удалось с трудом. Вспомнил, что, почти допив водку, заглянул из любопытства в холодильник и достал сначала крошечную бутылочку бренди, а потом еще и узо. Он отхаркнул горькую желчь, поморщился, сглотнул.
Эйннер поднял с пола бутылку, посмотрел на свет — на донышке еще плескалось.
— По крайней мере, кое-что оставил.
Не в первый уже раз Мило подумал, что так и не научился нормальной жизни.
Эйннер поставил бутылку.
— Надо поговорить. Ты готов?
— Еще не протрезвел.
— Я закажу кофе.
— Который час?
— Шесть утра.
— Господи…
Поспать удалось не больше двух с половиной часов.
Пока Мило умывался, Эйннер заказал кофе и, усмехаясь, встал у открытой двери.
— Вспомнил молодость?
Мило потер щеткой язык, соскребая желудочную слизь и с трудом сдерживая поднимающуюся тошноту. Если бы не Эйннер, его бы точно вырвало.
Когда он вышел наконец из ванной, Турист сидел на кровати, щелкая пультом. Выглядел он, как ни странно, бодрым и свежим. Мило даже позавидовал. Может быть, если принять душ…
— Рассказывай, Джеймс. Ты ведь не так просто заглянул.
Добравшись до Си-эн-эн, Эйннер увеличил звук. Угрюмое выражение не предвещало ничего хорошего.
— Энджела.
— Что такое?
Эйннер открыл было рот, потом огляделся, достал из кармана засаленную квитанцию и ручку, положил листок на прикроватную тумбочку, написал одно слово и протянул бумажку Мило.
Мертва.
В ноги как будто воткнули сразу десятки иголочек, и они стали как ватные. Мило шагнул к кровати, опустился, потер лицо руками.
— Ты на что намекаешь?
Эйннер снова заколебался, повертел ручку, но все же решил, что сможет рассказать, не выдав деталей.
— Ты, когда уходил ночью, дал понять, что все в порядке. Я снова включил камеры.
— Так. И что?
— Она как раз укладывалась спать. Отрубилась в момент.
— Да. Приняла снотворное. Как раз перед моим уходом.
— Все верно. Уснула. Где-то через час я отлучился перекусить. Билл остался. Потом я его сменил. Посидел еще какое-то время и вдруг замечаю — что-то не так. Присмотрелся — она не шевелится. Как уснула, так в одной позе и лежит. И… — Эйннер снова замолчал, посмотрел на ручку, но опять передумал и, наклонившись, прошептал: — Я наблюдал за ней целый час — никакого движения. И полная тишина. Даже не сопела. Еще час — та же картина.
— Ты проверил? — шепотом спросил Мило.
— Сорок минут назад. Вошел, поднялся к ней. Пульса нет. Вообще никаких признаков. Флэшку забрал.
— Но… но как?
— Билл считает, что-то было в пицце, а я думаю, дело в тех таблетках, о которых ты говорил.
Внутри как будто затянули обруч. Он же был там. Сидел и смотрел, как Энджела убивает себя.
— В полицию сообщил?
— Ну, Уивер, ты, должно быть, и впрямь принимаешь меня за идиота.
Спорить не хотелось. Он даже не чувствовал ничего, кроме щемящей пустоты внутри. Так уже бывало — шок перед бурей. Он забрал у Эйннера пульт и отключил звук — на грязной улице прыгали, отмечая что-то, палестинские дети.
— Я приму душ.
Эйннер снова завладел пультом и, перебравшись на кровать, переключился на «MTV». В комнату ворвался рваный французский рэп.
Мило прошел к окну и опустил жалюзи. Все онемело, и только в голове громко и настойчиво стучал пульс.
— А это еще зачем?
Мило и сам не знал, зачем опустил жалюзи. Наверное, сработал какой-то инстинкт.
— Паранойя, — Эйннер покачал головой. — У тебя паранойя. Мне уже и раньше доводилось такое видеть, только я не понимал, в чем дело. А прошлой ночью понял. Ты… — он перешел на шепот, — ты был Туристом.
— Давно.
— А какая у тебя была легенда?
— Забыл.
— Да перестань!
— В последний раз меня звали Чарльзом Александером.
В комнате стало тихо — Эйннер выключил звук.
— Шутишь.
— С какой стати?
