Заснул он лишь часа через два, одолеваемый мыслями и видениями. Его преследовал вид голых пяток отца, болтавшихся на уровне глаз. И зачем ему понадобилось снимать башмаки и носки?..
27 февраля 1941 года.
К завтраку они облачились в костюмы. На Лерере был однобортный пиджак из плотной темно-синей шерстяной материи. Фельзен чувствовал себя нарядным в своем парижском двубортном пиджаке темно-шоколадного цвета и в броском красном галстуке.
— Дорогой? — спросил Лерер с набитым ртом, уплетая черный хлеб с ветчиной.
— Не из дешевых.
— У банкиров доверие вызывает лишь темно-синий цвет.
— У банкиров?
— Базельских. С кем, по-вашему, мы должны встретиться в Швейцарии? Вольфрама на фишки не купишь.
— Как и на рейхсмарки, по-видимому.
— Это точно.
— Но существуют же французские франки… доллары.
— Доктор Салазар был профессором экономики.
— Что дает ему право получать плату в иных купюрах, чем прочие?
— Нет. Только право считать, что во время войны лучше всего иметь золотовалютные запасы.
— Вы отправляете меня в Португалию с грузом золота?
— Вопрос на стадии обсуждения. Американцы неохотно предоставляют нам возможность оперировать долларами, поэтому мы начали расплачиваться швейцарскими франками. Наши поставщики в Португалии меняют их на эскудо. Иногда через местные банки швейцарские франки все же просачиваются в «Банку де Португал», а потом на них покупают золото в Швейцарии.
— Не вижу, в чем проблема.
— Это не по вкусу швейцарцам. Их беспокоит утрата контроля над их золотым запасом, — пояснил Лерер. — Вот мы и вынуждены экспериментировать.
— Как же мы перевозим золото?
— На грузовиках.
— Каких?
— Швейцарских. На протяжении всего пути с вами будет вооруженная охрана. Это было не так-то легко организовать. Вы же не думаете, что я больше всего на свете люблю работать с бумагами?
— Не знал, что золото будет перемещаться физически. Я считал, что операция ограничится банковскими счетами.
— Возможно, доктору Салазару нравится… физически… сидеть на мешке с золотом, — сказал Лерер.
— Чье же это золото?
— Не понимаю вопроса.
— Разве немецкое золото не лежит в Рейхсбанке?
— Вы сейчас задаете вопросы, на которые я либо не могу, либо не уполномочен отвечать. Я ведь всего только группенфюрер СС, знаете ли.
К одиннадцати утра они подъехали к неприметному зданию в деловом районе Базеля. Ни снаружи, ни внутри ничто не указывало на его предназначение. За конторкой с одним-единственным телефонным аппаратом сидела красивая женщина лет тридцати. Позади нее вилась мраморная лестница. Лерер о чем-то тихо переговорил с женщиной. Фельзен разобрал только одно слово: «Пул». Женщина подняла трубку, набрала номер и после короткого разговора встала и, уверенно шагая, направилась к лестнице. Лерер сделал знак Фельзену ждать, а сам последовал за ней.
Фельзен ждал, сидя в кожаном кресле. Женщина вернулась и, не взглянув на него, уселась за свой стол. Фельзену потребовались полчаса и все его обаяние, чтобы выяснить, что находится он в приемной Внешнеторгового банка. Название это ничего ему не говорило.
В час дня они с Лерером сидели в ресторане, называвшемся «Братский приют». За столиками, разбросанными на большом расстоянии друг от друга, сидели мужчины, также одетые в темные деловые костюмы. Они заказали четырех poussins
[5]
на двоих и блюдо картофеля в тесте. Лерер держал в руке бокал гевюрцтраминера.
— Приятно, что Эльзас теперь опять наш, не правда ли? Чудесная земля, чудесное вино. Курятина для него, пожалуй, чересчур нежна: лучше было бы заказать гуся или свинины — поесть от души, по-эльзасски, но мне толстеть нельзя, знаете ли. Так или иначе, это как глоток лета в разгар зимы. Ваше здоровье!
— Ну, и можно ли считать свидание успешным, герр группенфюрер?
— Скажите, как вам этот гевюрцтраминер?
— Многовато специй.
— Несомненно, вам встречались вина и получше. Слыхал, что вы большой ценитель.
— Вкус откровенно фруктовый, но чистый и выдержанный.
— По-моему, самое милое дело закусить это бриошью, — засмеялся Лерер.
Они прикончили цыплят, выпили две бутылки гевюрцтраминера. Потом съели бриоши, запив половиной бутылки сотерна. Заказали кофе с коньяком и молча покуривали сигары. Официант оставил клиентов наедине с бутылкой. Они расслабились. Рука Лерера, державшая сигару, соскользнула со спинки кресла, Фельзен широко раскинул ноги.
— Мужчина, — горделиво вещал Лерер, тыча сигарой в сторону Фельзена, — самое важное должен обдумывать сам.
— А что же это — самое важное? — спросил Фельзен и облизнулся.
— Место, которое он хочет занять, конечно… в будущем. — Лерер глубоко вздохнул, как бы обдумывая еще что-то. — Я хочу сказать, что надо напрягать собственные мозги, собственные способности. Попутно можно, конечно, спрашивать совета, интересоваться мнением того или другого, но определять свое место в жизни — это дело глубоко личное, решение принимается втайне. И если хочешь быть мужчиной… человеком выдающимся, не таким, как все, обдумывать свой путь надо самому.
— Это что, пособие «Как стать группенфюрером СС»?
Лерер махнул сигарой.
— Мое звание — лишь доказательство правильности моих мыслей, но не конечная цель. Вот маленький пример. Вы обыграли меня в покер, потому что конечная ваша цель превосходила мою. Адъютант посоветовал вам проиграть, потому что я люблю выигрывать. Но вы хотели остаться в Берлине и потому выиграли. Моих способностей, как вы продемонстрировали мне, оказалось недостаточно, чтобы выиграть схватку с вами.
— Но в конечном счете вы выиграли. Ведь я нахожусь здесь. Вы потеряли некоторую сумму, только и всего.
Лерер растянул губы в улыбке. Глаза его блестели от выпитого, от веселого сознания своего триумфа.
— Возможно, вы преувеличиваете свое значение для меня, — сказал он. — Не стоит. Конечная моя цель вас не касается.
«Если не считать, что она связана со мной», — подумал Фельзен, но сказал лишь:
— Наверное, мне стоит заиметь свою собственную конечную цель.
— Об этом-то я и толкую, — сказал Лерер, пожав широкими плечами.
— Эта русская кампания… — начал было Фельзен, но Лерер остановил его движением руки.
— Умственные способности следует напрягать постепенно, — сказал он. — Разрешите задать вам один вопрос. Что произошло прошлым летом в небе над Англией?
