Коля шел к центру Подмоклова минут сорок. Местами он попадал в такую темень, что не видел своих кроссовок (надо сказать, что к этому времени они покрылись грязью и поэтому удачно маскировались). Спрашивать в домах дорогу Коля не решался, будучи облаянным тремя собаками при первой такой попытке, и просто брел и брел на свет вдали, пока не обнаружил себя у телефона, в который нужно было засовывать карточку, которой у Коли, естественно, не было.
Он прислонился к выпуклому стеклу и заплакал. Он совершенно не представлял себе, сколько сейчас времени и можно ли обратиться к жителям ближайших домов насчет аренды этой самой карточки, а посмотреть на часы у себя на руке ему и в голову не пришло. Не говоря уже о том, чтобы залезть во внутренний карман куртки, где затаился совершенно забытый Колей мобильник.
Наконец, его, плачущего, обнаружил сомнительного вида и запаха мужичок, который доходчиво объяснил, что маленькая круглая железочка с проволочкой на полочке у телефона, которую Коля принял за жестяную откупорку с пивной банки, и есть та самая карточка, по которой и звонят жители Подмоклова в экстренных случаях — если, к примеру, у них дома отключится телефон. Причем совершенно бесплатно. Он же и засунул эту железку в отверстие для карточки, дождался, пока Коля услышит ответ, ловко нажал на кнопку звука и одновременно выдернул железку.
Коля в двух словах объяснил отцу, что с ним случилось. Вернее, не с ним, а с дядей Антоном и Ля-лей. Папа сказал, что по телефону оценить такой полет художественного воображения сына он не в состоянии, и позвал маму. Мама слушать все до конца не стала, спросила, в шапке ли он, потому что в Москве идет мокрый снег, предложила выспаться как следует, а наутро ему все покажется другим, и положила трубку.
Специалист по телефонным карточкам уже сгинул в темноте, справиться сам с засовыванием и выдергиванием железки, чтобы перезвонить, Коля не сумел, но слова мамы, что стоит все обдумать на свежую голову, запали в сердце, и Коля Сидоркин побрел к коттеджу номер двадцать два по улице Московской, стараясь не спотыкаться, ни о чем не думать, не смотреть по сторонам (все равно ни черта не видно!) и не потерять из памяти несколько специально отмеченных им по дороге сюда ориентиров.
К дому Ляли он пришел почти совершенно успокоившимся.
У ворот стоял серый фургон.
Коля на цыпочках обошел его, пытался заглянуть в окна, но сквозь тонированное стекло ничего не было видно. В тот момент, когда Коля дернул ручку дверцы у сиденья водителя, вдруг завелся мотор, и фургон медленно двинулся с места, наехав краем колеса на носок его левой кроссовки.
Мальчик закричал и сел на асфальт. Сначала ему показалось, что вот-вот отвалится половина ступни, боль пульсировала толчками, тут же заболела голова — там, где выросла огромная шишка от сковороды, и подкатила волной страха и отвращения тошнота.
Подвывая от боли, Коля расшнуровал и снял кроссовку, стащил носок и обнаружил, что ступня цела, в том смысле, что не отвалилась и не расплющилась до состояния блина, но два пальца распухали на глазах, подплывая багровым цветом, и ноготь на большом отошел в сторону.
Доковыляв до калитки, Коля вдруг понял, что это был тот самый фургон, из гаража, что он полный кретин — не посмотрел номер, что пальцы на его левой ступне сломаны, и если сейчас вдруг калитка или дверь в дом окажутся запертыми, то ему уже не дойти до будки охранника у въезда.
Калитка открылась, и дверь в кухню подалась после поворота ручки, и на столе догорала свеча, вот только пахло в доме до того отвратительно, как будто за время его отсутствия здесь разложилось все живое.
Раздеваясь на ходу, Коля решил пойти в ванную, чтобы побыстрей подставить ступню под холодную воду, но, открыв дверь в нее, закричал и упал на пол. На него клубами едкого дыма выполз тошнотворный чад, на полу дышать было легче. Коля приподнялся, стараясь разглядеть, что горит, и в полном ступоре несколько минут разглядывал небрежно выставленную из ванны расслабленную ладонь. Ладонь была маленькой, с ухоженными пальцами, и, когда Коля уже двинулся ползком поближе, чтобы разглядеть, кто это там лежит, рука вдруг двинулась и пропала с бульканьем.
— Ерунда, — Коля крепко зажмурился, потом открыл глаза. Чад не пропал, только слегка распространился по коридору удушливым дымком. — Нет, не правильно… Надо закрыть дверь, а потом открыть!..
Холодильный фокус не удался. Коля встал, закрыл дверь, досчитал до десяти, подпирая ее плечом, чтобы удобнее было стоять на одной ноге, открыл… И снова ему пришлось присесть, чтобы тошнота не победила. Руки не было, и Коля, закрыв рот и нос воротом свитера, приподнялся и увидел, что ванну наполняет странная бурая жидкость, пучившаяся иногда болотными пузырями, а у кранов, там, где обычно моющийся человек головой не ложится, медленно сползают в эту бурую жижу знакомые золотые волосы, исчезая на его глазах в пучине ада.
Как он оказался на втором этаже, Коля не помнил. Он вдруг обнаружил себя в ванной наверху, чистенькой, большой, с окном, на котором привольно жирел какой-то цветок, и подумал, что от боли у него случились галлюцинации. Конечно, было странно, что за цветком на окне — серое небо — то ли день, то ли вечер, что тело затекло, как будто его засунули в бочку. Он осторожно снял с головы полотенце, под которым зачем-то скорчился у ванны, осмотрелся и вышел.
Тот же тошнотный запах охватил сердце ужасом и тоской. Нет, галлюцинаций не было, просто Коля ночью в панике забежал на второй этаж, вот открытая дверь в спальню…
Коля вошел туда с одной целью: убедиться, что волосы на месте. Что они все так же принадлежат Ляле, вывалившейся из шкафа, мертвой, с вытаращенными глазами, но волосы — на ней!..
В спальне Ляли не было. Не было и дяди Антона на полу. Аккуратно застеленная чистым покрывалом кровать настолько поразила Колю, что он обошел ее несколько раз, ощупал и приподнял покрывало, убедившись, что и простыни постелены чистые — вот же складка после глажения… Книга под ножкой кровати!.. Коля упал на колени, заглянул под кровать. Книги не было. Он медленно встал и побрел в кабинет, уже почти уверенный, что книга окажется на месте, аккуратно вставленная обратно. Так и есть. Надавливая на виски указательными пальцами, чтобы слегка приглушить болезненно-оглушительную пульсацию крови, Коля побрел в спальню.
Стараясь ни о чем не думать, он осторожно открыл шкаф, готовый подхватить падающее на него тело, но в шкафу висели на плечиках шкурки чужих историй — пиджаки, платья, стояли коробки, хранящие, вероятно, шляпы и обувь с запахами чужой жизни, затаившимися удавками смирно висели галстуки, и вдруг Коле показалось, что на него глянуло чье-то страшное лицо с безумными глазами, он отшатнулся и обнаружил, что это зеркало на дверце сыграло шутку, отразив его испуганную и удивленную физиономию с наростом над лбом.
Стараясь ступать бесшумно, насколько это было возможно, опираясь левой ногой на пятку, он обошел второй этаж, чувствуя себя заблудившимся.
Кто-то навел порядок, поставил на место перевернутые кресла, собрал все вещи с пола.
