— Яволь, герр рейхсфюрер!
От Советского Информбюро. 24 ноября 1942 года.
На Ленинградском фронте на одном из участков наши войска успешно форсировали реку Нева. Захвачен важный опорный пункт врага, уничтожено 1023 немецких солдата и офицера. Наши бойцы ведут успешный бой за расширение плацдарма, развивая успех. Артиллеристами Ленинградского фронта подавлен огонь девяти вражеских батарей. В воздушных боях сбито 13 немецких самолетов.
Контр-адмирал Лазарев Михаил Петрович.
Подводная лодка «Воронеж». Молотовск, у стенки завода.
Все еще стоим у стенки, готовимся к докованию.
Если вы считаете, что это просто — завел корабль или лодку в док, закрыл ворота и выпустил воду, то вы крупно ошибаетесь. Важно ведь не повредить винты и рули, а также корпус, который теперь всем своим многотысячетонным весом не плавает, а опирается на сравнительно малую площадь кильблоков.
[8]
А ремонтировать наружную обшивку, резиновое покрытие, антикоррозионные протекторы, не говоря уже о рулях и винтах, — это и в нашем времени было порядочным геморроем.
Потому для корабля любого типа составляется карта докования, определяющая, согласно профилю его днища и распределению веса, как ставить кильблоки. Если только у вас не плоскодонная баржа, для которой это не требуется, по понятной причине. И до того надо выгрузить все лишнее, а особенно боекомплект. Хорошо хоть хранилище под наши боеприпасы наконец достроили.
А процесс глушения реактора, это ведь не просто рубильник повернуть! Остаточное тепловыделение будет таким, что еще двое суток после требуется непрерывно подавать извне воду в четвертый охлаждающий контур, да и после делать это периодически, внимательно контролируя температуру. Не дай бог, упустим, тогда мини-Чернобыль обеспечен! А значит, на доке должно быть все это предусмотрено, с резервированием мощности и дублированием всех систем, и проверено с двухсотпроцентной гарантией.
А те же кабели берегового электропитания — смонтировать на доке все то хозяйство, что сейчас связывает нас с причальной стенкой? Тем более что сейчас холодно, а значит, чтобы вода в заборной арматуре не замерзла, греть придется, а это какой расход электроэнергии?
Так что не удивляйтесь. Неделя уже, как мы на завод пришли, и все еще у стенки, на плаву.
Товарищи ученые с инженерами к работе уже приступили. Настраивают свои приборы, тут и рентгеновский аппарат для контроля сварных швов, само по себе уже изобретение! А еще есть спектроскопы или что-то вроде того, для определения химического состава материала, и еще куча всяких приборов и стендов, созданных специально под нас. Лишних вопросов не задают, все по теме. Как все замаскировали в НКВД, не представляю, поскольку отдирать шильдики с датами от всего оборудования на борту было делом бесполезным.
И вообще, если верить товарищам конструкторам, в советском судостроении мы произвели такой же эффект, как в начале века знаменитый «Дредноут», после вступления в строй которого год или два ни в одной стране мира не было заложено ни одного линейного корабля, потому что все старые проекты сразу морально устарели, а новых еще не разработали. Не знаю как для всего мира… Надеюсь, секрет мы сохраним. Но вот у нас в Союзе точно во всех новых проектах кораблей и лодок будет учитываться опыт «Воронежа». Если учесть, что в той истории наша промышленность до мая сорок пятого не строила больших судов, лишь завершала постройку судов, заложенных до войны, то поворот выглядит слишком резким, но время еще было. Тем более что новое — это не только затраты, но и немалая экономия, и повышение боевых качеств.
Тот же сборочно-сварочный метод секционной постройки обеспечил огромный рывок в судостроении, снижение и времени и затрат. Теперь значительная часть корпусных работ проводилась не на верфи, а в цеху, под крышей, независимо от близости завода к морю. А стапеля, самое узкое место, служили лишь сборочными площадками. Да, предъявляются много большие требования к качеству сварки, к точности изготовления деталей, к качеству материала. Но это все равно придется осваивать, если не хотим безнадежно отстать.
В нашей истории первыми кораблями, построенными по новой технологии, стали эсминцы «проект 30-бис», семьдесят единиц, всего за пять лет, с сорок восьмого по пятьдесят третий. Почувствуйте разницу: довоенных «семерок» и «семерок-у» было сделано лишь сорок шесть за десятилетие. И это при острой необходимости восстановления народного хозяйства, порушенного войной. При том, что сами моряки признавали «тридцатки» морально устаревшими: ухудшенный «Флетчер» — неуниверсальная артиллерия, слабое ПВО, котлы и машины хотя и надежные, но довоенного типа, тяжелые и неэкономичные, но «из-за отсутствия более современного проекта, для поддержания судостроительной промышленности и обновления состава флота» было решено строить именно их. Справедливости ради надо заметить, что моряки наши эти корабли любили. Надо полагать, оттого, что воевать им не довелось, а для показа флага в мирное время они подходили вполне. И в строю «тридцатки» оставались до конца семидесятых, но в конце службы исключительно как корабли артиллерийской поддержки сухопутных войск, и опять же на маневрах. Ну не нужны канонерке торпедные аппараты и ход тридцать шесть узлов! А вот броня, хотя бы против полевых калибров, очень бы не помешала.
Первыми по-настоящему боевыми эсминцами после войны у нас были «пятьдесят шестые», построенные десятилетием позже, получившие и универсальный главный калибр, и энергоустановку на высоких параметрах, и современную радиоэлектронику. Теперь же именно они займут место «тридцаток», поскольку данные с компа Саныча — это, по сути, эскизный проект: общее расположение, все основные технические решения. Конечно, что-то из оборудования воспроизвести не смогут. Однако это не страшно. Подгоним после, при модернизации, а «пятьдесят шестые» модернизировались позже. Даже первые наши ракетные корабли. У них снимались обе орудийные башни, ставились пусковые, полностью заменялась электроника. Ну а составить на основе эскизного технический проект, где будет расписан процесс постройки, с учетом возможностей конкретного завода, — это совсем не то, что начинать проектирование с нуля. А уж заранее знать конечный результат — это мечта любого разработчика-конструктора.
Так что мне скучать не приходится. По вечерам в свободное время пишу. То, что условно назвал «заметки на полях» к материалам по кораблестроению, которые мы передали Кузнецову. Думаю, что будет, когда дойдет до тактики. С этим сложнее, у нас не было морских войн, если не считать таковыми Фолкленды и индопакистанский конфликт. Ну а никакие учения реального опыта не заменят.
Весь в делах, весь в делах… Помните, как тогда, в Атлантике, только провалившись сюда, мы старались, чтобы люди верили, дрались, до конца этого похода выполнили задачу, сделали что могли. Пусть будет отходняк, ломка, осознание того, что дом, семья, привычный мир остались где-то в бесконечности, но после, когда придем.
И вот это «после» наступило. Пришли, сделали что могли, потратив почти весь боекомплект. Сделали столько, что можно гордиться. Историю изменили, видно уже невооруженным глазом. Да и просто сколько наших в живых осталось? А сколько среди них будет талантов, ученых, изобретателей, художников, писателей, да просто хороших людей? И каких детей они воспитают?
