Тот же день. Штаб-квартира Аненербе.
— Итак, герр профессор, вам нечего добавить?
— Все в докладе, герр рейхсфюрер. Ритуал на этот раз был проведен без помех. Исключительно евреи, из варшавского гетто, ни одного русского, тщательно проверили. И нам явилась некая фигура в рогатом шлеме, с горящими глазами и огненным хлыстом в руке. Правда, описания разнятся, некоторые лишь голос слышали или видели невнятный силуэт. И эта сущность обещала нам помощь, но в обмен на большее количество крови, смерти наших врагов!
— И всё?
— Всё.
— Я уточняю вопрос. Вы ссылались на некий манускрипт придворного мага императора Генриха Четвертого Гогенштауфена. А вам известно, что Генрих Четвертый был дьяволопоклонником? Так, если ваше действо не было просто наркотическим бредом, то кого вы вызвали на самом деле?
— Но, герр рейхсфюрер, в те времена так часто называли всех, кто не христиане!
— Нет. Свидетельства сохранились, что этот император устраивал именно черные мессы! Вы знали об этом?
— М-м-м… Герр рейхсфюрер, а какая по сути разница? Не тот поможет, так этот…
— Вы идиот? Молите Бога, чтобы это был лишь мухоморный бред! Этот поможет, но вот что он потребует взамен? Нам надписи перебивать на пряжках на «Тоффель митт унс»? И если уж речь зашла о привлечении сил сверхъестественных, вы знаете, что происходит сейчас в рейхскомиссариате Украины?
— Еще одно вмешательство?
— Пока нет. Всего лишь Кох, среди прочих мер борьбы с вконец обнаглевшими партизанами повелел всем русским священникам призывать народ к повиновению и молиться за здравие фюрера. А священники в большинстве или сразу побежали к партизанам в лес, или приняли мученическую смерть за веру. Причем наши солдаты в каком-то русском селе, приводя в исполнение приговор, якобы распяли священника на стене храма, приколотив гвоздями вниз головой, и орали при этом, что твой бог не поможет, наш дьявол сильнее — обычный солдатский юмор. Может даже, вся эта история вымысел. Но русская пропаганда ее подхватила! А Сталин отчего-то вдруг принял у себя Патриарха их Церкви, отменил все гонения на нее, и теперь попы с коммунистами лучшие друзья. И никто не знает, что с этим делать. Истреблять священников на всей занятой нами территории и жечь храмы — гарантированно получим тысячи новых партизан. А русские на фронте дерутся уже с бешеным фанатизмом. Мне докладывали, что, несмотря на все старания большевиков, очень многие русские солдаты носят крестики. Вам напомнить Испанию, где одна из сторон активно истребляла веру… и чем это кончилось для той стороны?
— Я-я-я не-е-е…
— Все очень просто, профессор. Если все сказанное вами лишь бред, так зачем вы мне нужны? А если, к вашему горю, это не бред, то вы умудрились восстановить против рейха еще и христианского Бога. В обмен на обещания его антипода, для которого все его адепты не более чем разменная монета. И что мне с вами теперь делать? Может быть, в лучших традициях того самого двенадцатого века сжечь всех вас на костре? Всего лишь жизни десятка шарлатанов, если вы не виновны… и спасение рейха, если я прав?
Москва, Кремль. 1 января 1943 года.
— Итак, Борис Михайлович, что скажете? Можно уже подвести итог того, что вышло. И каковы будут наши ближайшие планы. Жаль, что товарища Василевского с нами нет, но он самый подробный доклад прислал.
— Начнем с того, Иосиф Виссарионович, что огромную, если не решающую, роль сыграла психология. Следствием ее явились ошибки командования противника на всех уровнях, до самого высшего. Говоря по-шахматному, игра шла не в стиле Капабланки, «от позиции», абстрагируясь от игрока, а в стиле Алехина, когда учет характера противника является одним из определяющих факторов.
— Интересно. Читая сводки с фронта, даже я временами ощущал, что немцы играют с нами в поддавки. Продолжайте.
— Решающим было то, что немцы считали себя сильнейшим игроком. Охотником, ну а всех прочих — дичью, которая может доставить охотнику известные хлопоты, но все равно попадет на вертел. Это в известной мере было оправдано, даже событиями прошлой зимы. Нам не удалось тогда уничтожить котел под Демянском. А наше наступление под Харьковом кончилось катастрофой. Теперь же, прорвавшись к Сталинграду, немцы считали себя стоящими в двух шагах от победы.
Отдельные неудачи воспринимались именно как таковые. Наш прорыв 26 октября? Так же как Тихвин сорок первого. Естественная реакция, увеличить нажим на «ключевую точку». В германской армии принципу концентрации сил всегда уделялось огромное внимание. Быть максимально сильным там и тогда, где решается судьба сражения и войны, за счет ослабления на второстепенных участках, где противник не решится, не посмеет. Это объясняет тот факт, что немцы бросили в Сталинград дополнительные по сравнению с той реальностью силы. Причем не единовременно, это было бы для нас гораздо опаснее, во-первых, резкое изменение баланса, во-вторых, эти силы пришли бы издалека, с пассивного участка фронта, например Вторая танковая армия из-под Орла. Вместо этого, к нашему счастью, Паулюс забирал «еще один батальон, еще один полк» из того, что было под рукой, в его непосредственном подчинении. Так в городе оказались Двадцать вторая танковая дивизия, главный немецкий мобильный резерв в той истории, и несколько дивизий с ближайших флангов, передав свои участки румынам. Но из-за ввода по частям эффект от дополнительных немецких сил не был заметен.
Кстати, там было все же не полмиллиона. А чуть больше четырехсот тысяч. Определить точно, на момент окружения, сейчас не представляется возможным, но думаю, что четыреста десять — четыреста двадцать будет истинной оценкой.
Наше окружение, прошедшее почти как в той истории? Еще один сверх-Демянск, именно так и воспринятый поначалу самим Гитлером. Но решающими деталями, «дьявол ведь в мелочах», оказались полученные нами от потомков сведения о немецких складах в ближайшем тылу сталинградской группировки. Случайность, что в экипаже подлодки оказался сталинградец, увлекающийся военной историей. А у него нашлась информация буквально по дивизиям и дням. Мы сумели этим воспользоваться, оставив Паулюса без половины запасов. Тут, правда, очень кстати оказался полк новейших Ту-2, боюсь, что «пешки» с этим справиться не смогли бы.
Вторым ключевым моментом были сведения о прибытии Шестой танковой дивизии, будущей сильнейшей фигурой немцев в сражении той истории. В результате Четвертому кавкорпусу была заранее поставлена задача не просто занять Котельниково, а играть на опережение именно против нее. Для чего товарищ Шапкин загодя получил усиление, которое мы сумели перебросить: две танковые бригады, «катюши», артиллерию. Разгром 6 тд был в известной степени удачей, но даже задача-минимум, нанесение ей большого урона и удержание нами позиций на реке Аксай, которые немцам вряд ли удалось бы прорвать с ходу, однозначно исключала бы из игры их южный кулак и принуждала бить с севера, где их уже ждали.
Сильный оборонительный рубеж уже делал прорыв группировки Гота крайне маловероятным. Можно предположить, что самый худший для нас вариант был бы много предпочтительнее случившегося в той истории. А вот потери немцев — больше. Также, зная о случившемся там, мы были готовы к «Малому Сатурну» — нанести удар на участке итальянцев.