– Так есть! – Ладислав неторопливо кивнул, развалившись в шезлонге. – Мы не зря стали прилететь сюда за тридевять земель!
– Это точно… – Татьяна приподнялась на локте. – Ты пойдешь на голосование?
– Нет, дитя мое! Я стал поклясться, что больше никогда не войду в Палату Миров, и стану сдержать эту клятву. Сходи туда сама. Я стану посмотреть голосование по голографическому телевидению.
– Но ты же наш президент! Если ты не пойдешь, я тоже не пойду!
– Татьяна! – сказал Ладислав, не открывая глаз. – Нельзя же быть такой упрямой! Я не стану пойти туда по личным мотивам и не стану изменить своего решения даже ради Оскара Дитера, который заслуживает нашего уважения… Прошу тебя, сходи за меня!
Услышав, что Шорнинг с трудом ворочает языком от усталости, Татьяна присмотрелась к его лицу и разглядела морщины, избороздившие лоб Ладислава за последние шесть лет, и чуть заметную седину в его светлой бороде и волосах. Внезапно она почувствовала прилив нежности к этому огромному человеку, который так долго нес на своих плечах бремя борьбы Дальних Миров за свою независимость.
– Ну ладно, – сказала она через мгновение. – И тем не менее… – Внезапно она замолчала. – Лад?
Ладислав не отвечал. Его широкая грудь медленно вздымалась и опускалась. Татьяна улыбнулась, медленно встала и покинула помещение.
* * *
«Испытания не прошли для них даром!» – подумал Дэвид Хейли, почти с отеческой гордостью глядя на снедаемых нетерпением, но спокойно ожидавших результатов голосования депутатов в Палате Миров. Те, кто в самом начале вызванного ими же к жизни кризиса метался из стороны в сторону, закалились и возмужали. Сейчас они сидели почти в полном молчании и ждали.
Хейли размышлял о том, что предложенные Республикой условия мира содержат щадящие гордость Земной Федерации уступки почти по всем пунктам. «Вот только в вопросе об экспроприации они с завидным упорством настояли на своем! – с кривой усмешкой подумал Хейли. – Жители Дальних Миров прошли огонь, воду и медные трубы и одержали победу! Теперь, в качестве победителей, они больше не пойдут ни на какие уступки, и остается только посмотреть, достаточно ли возмужало Законодательное собрание, чтобы принять мир на честных условиях».
На панели перед Хейли загорелась лампочка, и на маленьком экранчике появились результаты голосования. Он пробежал по ним глазами, потом громко стукнул церемониальным молотком, и по Палате Миров, казалось, пробежал электрический разряд.
– Дамы и господа! Достопочтенные депутаты! – звонким голосом сказал Хейли. – Я должен объявить вам результаты голосования по внесенному министром иностранных дел предложению ратифицировать условия мира. – Он набрал в грудь побольше воздуха. – «За» проголосовали девятьсот семьдесят восемь депутатов, «против» – четыреста пятьдесят три депутата. Предложение принято! – завершил он дрожащим от облегчения голосом.
Несколько мгновений в зале царила мертвая тишина. Потом послышался постепенно растущий ропот голосов. Не раздалось ни возгласов одобрения, ни торжествующих выкриков. Очень многие проделали слишком мучительный путь к этому моменту, но депутатам явно полегчало. Хейли чувствовал радость, витавшую в воздухе, когда он повернулся к вице-президенту Республики Свободных Землян и галантно наклонился, чтобы поцеловать ей руку.
В зале раздались аплодисменты.
27. Заключение
Оскар Дитер вытянулся в шезлонге и, глядя на усыпанное звездами небо, задумался о превратностях судьбы. Он, никогда не рассчитывавший стать чем-то большим, чем просто тенью Тальяферро, занял кресло премьер-министра хоть и уменьшившейся в размере, но наконец-то обретшей мир Земной Федерации, а Тальяферро больше не было в живых!…
Дитер разглядывал холодные звезды, пытаясь найти среди них Фиону Мак-Таггарт, но ее там не было. Он мог искать сколько угодно, но Фиона ушла навсегда, и эта мысль не давала ему покоя.
Рядом с ним кто-то откашлялся, он повернул голову и увидел Кевина Сандерса.
– Добрый вечер, господин Сандерс!
– Добрый вечер, господин премьер-министр. – В голосе Сандерса звучала легкая усмешка, но он очень мило улыбался.
– Чем обязан вашему визиту?
– Скажите, пожалуйста, – Сандерс слегка прищурился, – знали ли вы о том, что мне известно: вы передаете информацию мятежникам.
– Умоляю вас, господин Сандерс! Давайте будем называть их «республиканцами».
– Разумеется! Значит – республиканцам! – Сандерс на мгновение замолчал. – Ну так что? Знали?
Дитер вопросительно посмотрел на своего гостя, а потом, впервые на памяти Сандерса, громко рассмеялся и неторопливо кивнул:
– Да, знал. Я понял это еще до того, как попросил вас покинуть разведотдел ВКФ и войти в состав моего правительства.
– Все-таки знали? – Сандерс, казалось, расстроился, но быстро взял себя в руки.
– Впрочем, ваше молчание по этому поводу убедило меня в том, что вы умный и предусмотрительный человек. Такие люди были мне нужны.
– Я был вам нужен, потому что вы с самого начала знали, чем все кончится, не так ли?
Дитер понял, что вопрос Сандерса чисто риторический.
– В каком-то смысле, да.
– Разрешите заметить, – сухо сказал Сандерс, – что такое признание звучит довольно странно в устах человека, руководившего Федерацией во время войны.
– Вы так полагаете? – Дитер усмехнулся. – Возможно, вы правы. Но если вы действительно так считаете, вам следовало сказать мне об этом раньше.
– Пожалуй, да… И все же не удовлетворите ли вы мое любопытство еще в одном вопросе. Ведь я же вас не выдал…
– Охотно.
– Зачем вы это делали? – спросил внезапно посерьезневший Сандерс.
– Но ведь кто-то должен был это делать, – негромко произнес Дитер. – Кроме того, я в долгу перед одним человеком.
– Перед Фионой Мак-Таггарт? – тихо спросил Сандерс.
– Вы и правда очень проницательны, господин Сандерс, – негромко сказал Дитер. – Да, перед Фионой. А еще перед всеми людьми, сражавшимися на войне, которой они сами не могли положить конец… Но прежде всего перед Фионой. Интересно, довольна ли она?
– Господин Дитер! – Сандерс с улыбкой, игравшей в уголках рта, взглянул на лежавшего в шезлонге премьер-министра. – Я уверен, что она довольна. Фиона Мак-Таггарт была замечательной женщиной: талантливой, умной и проницательной… Но она довольна вами совсем по другой причине.
– По какой же, господин Сандерс?
– У нее тоже очень развито чувство юмора, – прямо ответил Сандерс.
* * *
– Ну что ж, Лад! – Двигатели заработали, «Прометей» рванулся вперед, а Татьяна подняла рюмку, глядя в глаза Шорнингу – Один Господь знает, как тебе это удалось, но ты победил! Даже тогда, когда мне казалось, что все пропало, ты не сдавался и заставлял нас бороться до победного конца!
