– Не будем спорить о причинах скептического отношения к Америке. У сильной страны или у неординарного человека всегда много врагов. У нас схожие проблемы и недостатки. Но наши отношения строятся на основе общих ценностей.
При слове «ценности» Беназир с одобрением кивнула.
– Соединенные Штаты заинтересованы в том, чтобы, вернувшись в Пакистан, вы возглавили оппозицию и победили на выборах. Только это позволит обеспечить баланс сил между военными и гражданским обществом, избежать внутреннего взрыва. И сохранить сотрудничество между нашими странами.
Беназир опять кивнула, но ничего не ответила: «Это прелюдия, а самое важное будет впереди».
В дипломатических переговорах она превосходила даже искушенного Мак-Грегора и, когда нужно, умела дать собеседнику выговориться: «Я разверну ковер своего внимания перед потоком вашего красноречия, пока оно не иссякнет, как высохший источник».
– Вашингтон твердо намерен поменять курс в отношении Пакистана. Всеми способами мы будем поощрять умиротворение и демократизацию страны, – снизив тон, многозначительно заметил Мак-Грегор. – Поэтому желательно избегать любых шагов, которые могли бы накалить обстановку и вызвать негативную для вас реакцию улицы. Простые люди особенно подвержены влиянию исламских экстремистов. А вы одобрили жесткую расправу, которую Мушарраф учинил в Красной мечети. Зачем? Стоило об этом говорить? Не думаю. По данным нашей разведки, лидер «Аль-Кайеды» в Пакистане Айман аль-Саварихи – кстати, он скрывается в вашем родном городе Карачи – вынес вам смертный приговор.
– Я слышала об этом человеке. В прошлом он был врачом в Египте.
– Сейчас он не соблюдает клятву Гиппократа. Этот, с позволения сказать, врачеватель как раз и устроил захват Красной мечети. А вы вступили с ним в прямую конфронтацию. Мне кажется, сейчас нужно быть осторожнее. Что побудило вас к столь смелому заявлению? Вы хотите сделать борьбу с террором основой политической программы?
«Наверняка поддержала Мушаррафа, чтобы подтолкнуть его к тайным договоренностям».
– Не понимаю вас, – возмутилась Беназир. – Вы настаиваете на решительных действиях против террористов и одновременно призываете к сдержанности. Это – противоречие, а непоследовательность всегда ведет к недоверию и поражению. Особенно на Востоке. Мушарраф поступил правильно. Это мое убеждение, ничего более.
Мак-Грегор улыбнулся, давая понять, что полностью удовлетворен ответом, хотя это было совсем не так. Он рассчитывал прояснить позицию Бхутто в ходе полемики, но она на его уловку не поддалась.
– Лучше скажите мне вот что, – продолжила Беназир, не давая Мак-Грегору вставить ни слова. – Один из моих друзей в Вашингтоне, весьма влиятельный и осведомленный человек, рассказал, что в Белом доме лучшим вариантом считают разделение власти между мною и генералом Мушаррафом. Он останется президентом, а я займу пост премьер-министра. Вы сейчас также говорили о балансе сил между военными и обществом. Поясните, вы действительно за разделение власти?
Мак-Грегор замялся. Он почувствовал, что Беназир будет возмущаться этим предложением и можно погубить все дело. К тому же она близка к истине. С военными ругаться не стоит.
Да и вообще, в Вашингтоне столько мнений. Сказать наверняка, какое из них станет определяющим для будущей стратегии, трудно, почти невозможно.
Он бы не рискнул ничего обещать или дал бы прогноз в духе его приятеля-итальянца: «Скажу совершенно точно, что это произойдет с вероятностью пятьдесят на пятьдесят».
Молчание затянулось. «А может, она уже сама договорилась о разделе власти с Мушаррафом и сейчас проверяет нашу реакцию?» – предположил Мак-Грегор.
Беназир Бхутто хорошо видела сомнения своего собеседника, несмотря на то что его загорелое лицо яхтсмена оставалось непроницаемым. Она не доверяла американцам, хотя восхищалась Соединенными Штатами и встречала в этой стране немало умных людей.
Иногда Беназир удивлялась, каким чудом технологически развитое и богатое общество может рождать столь бессмысленную и порочную политику. Но богатство Америки позволяло ей делать массу глупостей и успешно преодолевать кризисы, по крайней мере до недавнего времени.
Беназир была уверена, что американцы часто блефуют и стараются не посвящать в свои тайны даже ближайших союзников. Она подозревала, что без участия американских спецслужб не обошлось в теракте 11 сентября 2001 года. Ей казалось необъяснимым, почему так поздно были подняты в воздух самолеты-перехватчики и не сработала суперсовременная американская система безопасности.
Это побуждало к осторожности. Перегибать с откровенностью она не собиралась.
– Я не договаривалась с Мушаррафом, – коротко ответила Беназир.
– Но вы согласились бы на раздел власти: он – президент, а вы – премьер-министр? Вы же сами подняли этот вопрос, – как ни в чем не бывало продолжил Мак-Грегор.
Теперь чаша весов склонялась на его сторону.
– Ни с кем власть я делить не буду! – возмутилась Беназир.
Мак-Грегор с почтением улыбнулся.
«Не удивлюсь, если она сегодня же предложит Мушаррафу встретиться и обо всем договориться, а затем представит это как его собственную инициативу. В случае провала обвинит Америку – не надо было вмешиваться, и все было бы в порядке. Женское коварство и восточная хитрость! Значит, она твердо намерена вернуться в Пакистан. Уже хорошо. Остальное – дело техники».
Беназир равнодушно разглядывала Мак-Грегора.
Затем она встала и запахнулась шалью, ослепив блеском крупных бриллиантов и сапфиров на пальцах обеих рук.
Темно-синие сапфиры с фиолетовым отливом особенно шли к ее выразительным глазам.
Встреча была назначена поздно вечером на окраине Сохо. По улочкам этого веселого квартала уже брели толпы подвыпивших британцев.
Они сильно отличались от завернувших сюда иноземных туристов своим буйным нравом. Если француз или немец, «приняв на грудь», выставлял напоказ свое веселье, словно отбывал обязательную часть программы, то британцы самозабвенно, с головой погружались в пьянящий дурман и на глазах превращались из скучных клерков в наглых бузотеров. Не случайно британские футбольные фаны везде считаются самыми опасными и необузданными.
Гордые сыны Альбиона гоготали, обнимались, толкали прохожих. Консервативно одетый менеджер в обязательном полосатом галстуке, которого легко представить на заседаниях совета директоров крупной корпорации, самозабвенно справлял малую нужду посреди улицы. Его собутыльники не жалели слов и сравнений, чтобы похвалить приятеля за бурную и пенистую струю.
Питер поспешил поскорее пройти неспокойный квартал и свернуть в тихий переулок. Через некоторое время он заметил знакомый силуэт.
Мужчина задумчиво шел по тротуару мимо уже закрывающихся пабов и маленьких ресторанчиков. Обычный запоздалый прохожий, не вызывающий у редких встречных никаких лишних вопросов.
