— Так-так, — отозвался премьер ледяным тоном, отчего тонким узорчатым инеем покрылись отремонтированные стены кабинета.
Или Шереметьеву показалось. Но температура явно покатилась к отметке ниже нуля. В кабинете повисло тревожное ожидание.
— Министр финансов знает? — спросил премьер.
— Я хотел сначала вам доложить, — вполне убедительно заметил Сазонов.
— Вот и подтверждаются мои сомнения. Рано всем доверять. Таких, как Морев, нужно брать сами знаете за какое место.
Шереметьев и Сазонов дружно кивнули, подтверждая, что знают. Или догадываются.
— А где сейчас Морев? — Премьер заметно повеселел и, улыбаясь, посматривал на притихших заместителей.
У Сазонова слегка порозовели щеки. Шереметьев держался молодцом, но лицо еще больше осунулось и даже слегка вытянулось. Только по этим признакам можно было догадаться, что подобные совещания стоили нескольких лет жизни.
— В больницу лег на обследование, — сообщил Сазонов.
— Вы передайте ему, чтобы пришел и отчитался по этому вопросу. А то мы к нему доктора пошлем. Подлечим. Может, взять его под стражу?
— А за что? Он имел право продать свою компанию, — заметил Шереметьев.
— К записке Администрации приложены документы, которые Морев скрыл от нас. Где-то они их раздобыли, — напомнил Сазонов.
Ему явно хотелось вернуться в спокойное русло и сказать что-либо хорошее. А то слишком много негатива получается. Тяжело для здоровья.
— Сделали за нас работу. За что им спасибо. Направьте письмо. Подробно сообщите о принятых нами мерах. Но возьмите шире — информируйте о новом подходе правительства к мегапроекту. Возможно, мы к этой теме вернемся, но сначала зачистим поляну от таких субъектов, как Морев. Помогать будем только проверенным и надежным людям. Президенту я сам позвоню, — деловым тоном сказал премьер, показывая, что тратить время на обсуждение всяких мошенников и проходимцев он более не намерен.
Шереметьев и Сазонов быстро собрали бумаги в папки и вышли. В коридоре кивнули друг другу и разбежались — каждый к своему кабинету.
Вид у обоих был озабоченный.
Глава 31
Исцеление
— Благодарю вас от всего сердца, доктор, — сказал он. — Вы поспели как раз вовремя, чтобы спасти нас обоих…
Коридор был узкий, прямой и бесконечный. Голые белые стены. Нет, скорее, светло-серые, с перламутровым оттенком. Почти слоновой кости. Никаких светильников. Свет просачивался изнутри. Его хотелось потрогать, но он был неуловим. Растворялся в ладонях или с легким шипением уходил обратно в матовую поверхность. На повороте коридор стал сужаться. Стены оказались мягкими и липкими. Они коснулись щек Марики и с тяжелым стоном отъехали. Потом опять приблизились и лизнули волосы, оставив капельки пота.
«Стены легкие. Они дышат», — подумала Марика.
Воздуха не хватало. Тело покрылось капельками влаги, как мелким бисером речного жемчуга.
Теперь коридор шел вверх с заметным уклоном. С шипением от потолка отделился красный шар. Он летел прямо в лицо Марике, меняя свой цвет — в бордовый, потом фиолетовый, изумрудный, золотой. Перед самым лицом шар стал черным. Марика почувствовала его жар. Вот-вот он ударит, обуглит кожу, выжжет глаза. Но в последнюю секунду шар зашипел и рассыпался.
Сгорбленная фигура в длинном плаще с капюшоном стояла спиной к Марике. Незнакомец убирал дымящиеся угли, подметал и складывал их в чашу в форме раковины. Такую изогнутую раковину Марика видела на картине Боттичелли «Рождение Венеры». Она ей очень нравилась. Потом мужчина обернулся и отбросил капюшон. Игорь! Он что-то пытался сказать, но не мог. Слова растворялись в зыбком свете, не долетали.
По лицу Игоря пробежала судорога.
— Я жду тебя, — не услышала, а прочитала по губам Марика.
Стены превращались в белый туман, пропадающий в черном пространстве.
У Марики закружилась голова. Она закрыла уставшие глаза и заснула.
* * *
Врач пощупал пульс. Удары сердца были слабые, но спокойные. Рука стала прохладной, а не обжигающей, как несколько часов назад.
— Температура пошла на спад. Завтра наступит облегчение, — успокоил врач Громова, который безвылазно провел в больнице уже двое суток.
Когда их освободили из ледяного плена в заваленной снегом машине, Марика не чувствовала тела от холода. К вечеру начался жар, и пришлось срочно везти ее в больницу, где диагностировали воспаление легких.
Переохлаждение добавилось к сильнейшему нервному стрессу, и Марика впала в забытье. К счастью, оно продолжалось недолго. Большие дозы антибиотиков остановили воспаление, и молодой организм стал выкарабкиваться из болезни. К утру Марика пришла в себя и открыла глаза.
Громов сидел рядом с кроватью. Он заметно осунулся от переживаний.
— Как ты, малышка?
— Слабость. Но мне лучше.
— Худшее позади. Сейчас пойдешь на поправку.
— Где Игорь? Он знает?
— Еще нет.
Он так и не понял, что подразумевала Марика — их близость или свою болезнь? А может, хотела что-то сказать о приключениях на Сахалине. Многие за всю жизнь не попадают в такую передрягу. Не важно. Главное, ее не волновать.
«Сейчас она улыбнется и скажет, что очень соскучилась», — подумал Громов.
— Позвони Игорю. Скажи, что я его жду, — сказала Марика и не улыбнулась.
* * *
Из больницы Громов приехал в гостиницу. Номер показался опустевшим и незнакомым. На кресле валялась брошенная в спешке водолазка Марики. За окном подсвечивались заросшие соснами сопки, которые подбирались к балкону и маняще пушились ветвями.
«Пойти погулять, успокоиться?» — подумал Громов, но при одной мысли, что сейчас опять придется вставать и нести свое тело на одеревеневших ногах, становилось дурно.
Он потянул разболевшуюся спину, принял душ и словно провалился в сон. Однако спал не больше часа. Неожиданно заломило зубы. Причем все сразу и одновременно.
«Нервное переутомление. Бессоннице стоит начаться, потом от нее не избавишься».
Громов встал и заварил чай. В каждом номере гостиницы предусмотрительно стояли изящные электрические чайнички и вазочки с разнообразными пакетиками чая — от английского черного с добавками сушеного апельсина до китайского «Молочного улуна».
Прихлебывая терпкий зеленый чай, Петр тупо смотрел на экран телевизора, переключая программы и не вдумываясь в смысл сообщений.
На общем безрадостном фоне репортажей с мировых бирж веселым фальцетом зазвучало интервью президента европейской корпорации, который своей возбужденной жестикуляцией напоминал скорее подвыпившего иллюзиониста, чем солидного бизнесмена.
