А дальше… дальше, когда я собирался уходить, кланявшийся карлик заявил нечто, чего я даже сразу не понял.
— Наш цирк трогается в путь прямо сейчас, так что, если вам нужно, я могу передать что-то нашему общему господину. Может, я увижу его сам, и наверняка увижу там вашего представителя.
Мне нечего было передавать Рокшану. И я уже покачал было головой, пока до меня не дошел смысл сказанного карликом.
Какого еще «моего представителя»?
Я даже начал было произносить эти слова вслух, и еле успел изменить их. Я спросил: «Которого представителя?»
— Ну, этот, немолодой, с длинными усами, — спокойно пояснил карлик. — Других ведь я не знаю.
Браво, господин Ду! Вот, значит, что за тетушка у вас была в Лояне, когда вы оставили меня самостоятельно добираться до столицы. А сами попросту отправились обратно в Фэньян и… видимо, с тех пор оттуда не выезжали.
Вот зачем я был нужен вашему ведомству, господин Чжоу: внедрить господина Ду в лагерь будущих мятежников, лагерь врагов ненавистного премьера Ян Гочжуна. И только для этого.
После чего господин Чжоу мог, по сути, делать через этот канал все, что угодно. Передать от моего имени на словах, что в письмах я боюсь сообщать ему всю правду. Сообщать — от моего имени — какую угодно информацию. Сделать из несчастного полководца попросту игрушку. Подтолкнуть его к мятежу.
Великолепно, господин Чжоу.
Правда, оставался открытым вопрос: что же думал Ань Лушань, получая информацию от меня еще и через Меванчу? Наверное, думал, что Меванча ничего особо ценного добыть не могла. Или, скорее, постепенно понимал, что происходит что-то не то, и зверел с каждым днем все больше. А потом решил дать один ответ на все вопросы — мятеж.
Вот чего стоили все мои замыслы, все мои усилия.
Интересно, какова тут была роль господина Ду. В принципе, он вполне может не иметь никакого понятия, что за игру ведет. Служит в секретном ведомстве, выполняет опасное задание, сидит в логове мятежника. Наверняка он еще и поставляет оттуда информацию господину Чжоу, не зная, что на самом деле тот служит вовсе не императору. Да вы герой, господин Ду. Хотя, похоже, что и вас очень скоро уберут, так же как хотят убрать меня. А раз все равно уберут, то зачем мне вас жалеть?
А если…
— Да, скажите, а вы не видели — доставили ли уже моему представителю такие, знаете ли, резные фигурки из ценного дерева, очень красивые? — по какому-то наитию спросил я карлика.
— Конечно, конечно, это очень знаменитые фигурки, — показал он зубы среди клочьев бороды. — Уже там, уже там.
Я горько вздохнул.
— А знаете ли что, любезный, — обратился я к карлику. — А ведь действительно я мог бы передать через вас письмо… Когда вы увидите полководца?
— Да через два-три дня, если очень быстро ехать, — удивил меня карлик. — Ведь Тунгуань совсем близко, а войска с обеих сторон меня знают и пропускают. И если господин еще там, не уехал обратно в Лоян… Ну, а вашего человека я там точно увижу. Он сейчас у Тунгуаня.
— Нет, нет, — заторопился я. — Записка эта — вовсе не для моего человека. Только в руки самому нашему господину. Позволите маленькую кисточку?
«Я не был с тобой честен, — писал я обреченному, как я теперь точно знал, Рокшану — Ань Лушаню, великому полководцу и великому мятежнику. — Но для этого у меня были причины: господин Чжоу из известного тебе ведомства Аньлэ контролировал каждый мой шаг и каждую строку моих писем. Зато теперь я могу загладить часть своей вины перед тобой, сообщив тебе: тот человек, которого у вас считают моим представителем, на самом деле представляет господина Чжоу. Я и понятия не имел, что он остается в вашем лагере. Поосторожней с ним. И отбери у него некие фигурки из камфарного дерева. — Чжоу хочет с их помощью твоими руками решить какие-то свои проблемы. А стоит ли тебе быть игрушкой в руках как моих, так и его, или в руках твоего старого недруга Ян Гочжуна? И еще одно: все это время господин Чжоу с моей помощью добивался заключения договора о взаимопомощи и границе как с уйгурами, так и с халифатом. Того самого договора, который я — прости — предлагал одновременно тебе. И вот теперь заключит его он, а не ты. Уйгуры же дадут империи боевых коней. Что это означает для тебя — можешь догадаться. И последнее, братец: если сможешь, спасайся и приезжай в Самарканд один, без армии. Город ждет тебя».
Два-три дня, подумал я. И еще два-три дня потребуется человеку с неизвестным мне лицом на обратную дорогу, с приказом перерезать Маниаху глотку или проткнуть его стрелой из-за угла. Успеваем.
С новыми поклонами распрощались мы с моим бывшим убийцей. Переглянулись с Меванчей, сели в седла и неспешно тронулись в путь.
— Спасибо, — тихо и серьезно сказал ей я. — Я все хотел тебя спросить: а почему ты тогда решила спасти мою жизнь? Ведь ты могла сделать то, что тебе было приказано — понаблюдать за визитом карлика с крыши, доложить хозяину, что казнь прошла нормально. Ты ведь еще и рисковала — переодетые солдаты могли бы догадаться, что стрелу пустил вовсе не мой охранник.
— Нельзя служить сумасшедшему, — ответила Меванча, покусав губу. — У меня были несколько месяцев, когда я… Ну, мы с цирком выступали по всем границам и отлично зарабатывали. И вот тогда мы с Рокшаном… встречались часто. Ну, громадный щедрый мужчина, знаменитый воин и все прочее. Я — свободная женщина. Вы же понимаете. Но — у него умирает голова, господин Маниах. И сердце. Он стал жесток. И глуп. Видимо, он не всегда был таким, его генералы говорят, что он изменился. Заболел. Да я и сама видела это. Я тогда вернулась в столицу, начала думать — что мне делать? А к этому времени я уже жила — жила у вас. И наблюдала за вами всеми. Я уже знала, что это вы — Ястреб. Но дело не в имени, вашем или — ваших друзей. Ваши сердца не умерли, господин Маниах, вот что главное. И когда братья Ляо получили от сердара Рокшана заказ — убрать вас, я недолго думала. Мне надо было, чтобы вы были живы. Все получилось так просто — днем я услышала, что они этой ночью пойдут в ваш дом, а с ударом вечернего барабана уже была у вас на крыше. Спасти ваших людей, извините, я бы не смогла — а вот пустить стрелу в нужный момент было не так уж сложно. Кстати, — тут она растянула свои тонкие губы в улыбке, — я целилась не в середину спины, а в лопатку. Старый Ляо мне все-таки друг. Так и получилось. И еще: если вы теперь действительно берете меня с собой, с этим караваном, то вообще все в моей жизни получилось так, как я хотела.
— Я? — удивился я. — Я никуда не беру тебя, дорогая Меванча. Это Сангак тебя берет. Я поеду один.
Мы посмеялись — два понимающих друг друга человека. Мне было грустно и легко. Я ехал по улице прекраснейшего из городов мира с женщиной необычайной красоты, и мы говорили с ней как воин с воином и это было хорошо. Два охранника сзади нас очень старательно делали вид, что просто выехали на улицу покататься — и это было смешно и отлично.
Но улыбка Меванчи была невеселой.
— Вы поедете один, господин? — медленно повторила она, покачиваясь в седле. — И ничего, ничего нельзя сделать? Похищение? Вызвать ее сюда? Отбить? Я бы участвовала в этом бою. Всей душой.
