Я уже слышал этот вопрос — «зачем ты живешь», задавал его мне человек, обитающий там, в зеркале. Худой до невозможности, уже с хвостиком на затылке, хотя тогда еще коротким. Я в тот период просто зачесывал назад волосы, потому что стричься не то чтобы не было денег — иногда они случались, — но не было времени.
— Это как — зачем ты живешь? — уточнила Ольга. — Мне нужен конкретный вопрос. Очень конкретный. Мне с ним к космосу обращаться. Космос любит ясность.
В зеркале она выглядела так же, как и не в зеркале, — в мятой мужского вида рубашке на голое тело, зеленоглазая, в мелко завитых кудряшках, в общем — почти красивая. И не худая, отчего после любви она пахла… я никогда не забуду этот запах, но никогда не смогу и дать ему имя. Молочным поросенком? Что-то в этом духе.
— Конкретный вопрос, так? — задумался я. — Да получи. Зачем меня Бог создал? Для какой цели и предназначения? Можно было бы и так — почему я еще не сдох…
— Но не нужно, — весело сказала Ольга и сразу стала очень серьезной.
Колоду она тасовала медленно, указав мне предварительно глазами на телефон. Я отключил его.
Если говорить правдиво и беспощадно о том, что я тогда делал там, в ее квартире, то сегодня ответы уже иные, чем… а какой был год? Девяносто пятый. Или девяносто шестой. Или, попросту, страшный был год.
Тогда я сказал бы себе, что просто зверею от того, как она медленно, мучительно двигает тяжелыми бедрами, будто пытаясь сбросить меня на простыни рядом с собой… И кричит — рычит — вымучивает из себя — это «о-о-х».
А сегодня можно, наверное, быть честным. Днем Ольга помогала мне в моем безнадежном бизнесе. А он был такой, что разъезжаться по разным квартирам вечером уже не было сил. Особенно с учетом того, что никакой квартиры у меня тогда не было. Я подох бы без Ольги и ее дома. Подох бы, как уличная собака. И только сейчас понимаю, как же я ненавидел всю ситуацию, но не мог себе в том признаться.
По вечерам мы, по большей части, помогали уже ее бизнесу.
Она тогда была знаменита — хотя и в узком кругу. К ней бежали за помощью, и она, предварительно не забыв получить с клиента деньги, вычерчивала на своем компьютере замечательную вещь — гороскоп. Но астрологов, даже такого класса, в Москве уже тогда было не меньше десятка. И Ольга занялась новым делом — таро по системе Уайта.
Книгу, глава за главой, переводил — то есть диктовал — ей я. Тогда еще я не знал английский так, как сейчас. На Уайте, возможно, впервые подошел к языку серьезно.
На смятую простыню легли три карты рубашкой вверх.
— Вопрос заказывали? — зазвучал ее голос. — Получите. Смотри: это простой расклад, совсем простой. Вот здесь будет то, что ты имеешь от жизни сейчас. На самом деле имеешь, а не то, что тебе кажется. Последняя карта — это то, чем нынешняя ситуация кончится. А в центре, вот эта — ответ на твой вопрос. Для чего тебя Бог создал? Да-а. Не поверишь, но почему-то никогда меня об этом никто не спрашивал. Не успевают задуматься, да?
Она взялась за первую карту толстенькими пальцами и остановилась.
— Страшно чего-то. Я бы тебя попросила подобраться ко мне сзади и меня немножко погреть. Но нельзя. Вопрос задавал ты. Ты должен сидеть напротив и их видеть, потому что… Как ты уже знаешь… Прямая карта или перевернутая — это важно. Ну ладно, что ли, я уже их положила. Только открыть.
Ольга сделала это тремя быстрыми движениями и сказала «ха-ха-ха».
Теперь надо было молчать.
— Такого я еще не видела, — пробормотала она.
Тишина.
— Яснее не бывает, — добавила Ольга после паузы. — И ни одной перевернутой.
Молчание, тихое мурлыканье песенки.
— И если бы не эта карта, самая главная, тот самый твой ответ, то все было бы слишком просто, — продолжила она. — А тут у нас такой ответ… Такой ответ… Впервые вижу. Ты готов?
Я молчал, рассматривая три картинки.
— Ну, тут ты и сам все понимаешь, — зазвучал ее голос. — Текущий момент. Посмотри. Это же мы. Пятерка пентаклей. Гениальная карта.
Я с тоской смотрел на двух нищих — мужчину и женщину, — пытавшихся лбом пробить вьюгу, дотащиться куда-то.
— Ты повыше смотри, — нервно посмеялась она. — Они проходят мимо церкви. А витраж на ее окне — те самые пять пентаклей. Пять монет. Значений… ну, много. Карта кризиса, потерь, горя. Если бы по раскладу было — что ты думаешь о ситуации, то это была бы карта твоего страха. Но вопрос у нас другой, и карта показывает попросту то, что есть…
— Вижу, что это у нас и есть, — признал я.
— Еще бы не видеть, завтра тебе надо мне зарплату платить, а как? Но у тебя другой вопрос… Вот. Самым простым толкованием было бы такое. Идем мы с тобой, друг Сережа, мимо денег и их не видим. Но твой-то вопрос был не о деньгах. А о Боге. И поэтому так: мы с тобой Бога не видим. Замерзли. Устали. Видишь — уткнулись носами в землю. И идем мимо. А Бог есть. И пентакли эти не золотые. А, по твоему вопросу, духовные. Понял?
— Давно, — сказал я.
— А что мы тогда делаем, если понял? Бьемся и бьемся, как… Ну а вот третья карта — чем ситуация кончится — это, вообще-то, ужас. Знаешь, какая самая страшная карта в таро? Думаешь, смерть? У меня клиенты как ту самую смерть увидят, в обморок падают. Нет, вот она, самая страшная карта. Смерть — высший аркан, это вообще-то карта хорошая, долгожданный конец ситуации в высшем, духовном смысле. А на низовом уровне — вот она, настоящая смерть. Песец всему. Десятка мечей.
Я поскреб ногтем карту, на которой ничком лежал воин с десятью мечами, рядочком воткнутыми в позвоночник.
От шеи до крестца. Конкретнее не бывает. Никакой надежды.
— Слушай, — сказал я, — а что, оно над нами издевается, да? Ясно же, чем все кончается.
— А вот это ты видел? — Она щелчком отбила мой ноготь и устремила на карту свой. — Таро, по крайней мере по Уайту, штука оптимистическая. Видишь?
Она показывала на полоску брусничного рассвета на горизонте, за спиной поверженного рыцаря.
— Это не физическая смерть, — медленно проговорила она. — Это смерть ситуации. И не в духовном, а в конкретном смысле. Все, что у тебя сейчас есть, скоро кончится. Вообще все. Но это одновременно означает, что будет рассвет. Новая ситуация. Доволен?
— Черт его знает, — пробормотал я. — С одной стороны — да. А с другой — обидно, понимаешь. Бьешься-бьешься… с этими трусами… а тут… десятка, понимаешь, мечей.
— А не обидно, — покачала она головой. — Потому что это не отдельная карта. Это завершение вот этой ситуации, где мы с тобой бредем, согнувшись, и бога не видим. Вот она и кончится. Ну ладно, держись. Потому что сейчас надо, наконец, отвечать на твой вопрос. А мне как-то не по себе. Тут все сложно и зага-адочно. Зачем тебя, значит, Бог создал? Почему до сего дня берег? Вот зачем. Вот ты кем должен быть. Или чем.
