— Леночка! Доброе утро! — За спиной у Лены появился Анатолий Эммануилович Плевакин — ее непосредственный начальник. С виду ничем не примечательный, седенький, тонкокостный Плевакин был великолепным судьей, очень эрудированным человеком, замечательным собеседником и обладал каким-то просто атомным обаянием. Достаточно его увидеть — и жить становится лучше. Почему? Бог его знает. Но становится, это совершенно точно.
— Что? Любуетесь нашими портянками?
— Чем… любуюсь, Анатолий Эммануилович? Портянками?
— Вот эти вот списки, — Плевакин махнул рукой в сторону вывешенных рядом с дверью распечаток, — между собой мы их портянками называем. Впечатлились?
— Анатолий Эммануилович, — Лена посмотрела жалобно. — Я что-то не совсем понимаю… Как за пятнадцать минут можно разобрать дело?
— Да ну что вы! — Плевакин заулыбался, положил свою сухонькую лапку Лене на плечо. — Голубчик, разумеется, ни один судья по тридцать дел за день не разбирает. Максимум — десять, но и это редко. В основном пять-семь.
— А как же списки?
— А что списки? Списки, видите ли, составляются с учетом рисков, так сказать. Кто-то не явится, у кого-то заседание отложат, потому что нужно предоставить дополнительные документы, часть из них просто заявления об отмене заочных решений, сами понимаете, такое часто бывает, так это на пять-десять минут… Вот и получается, что половина списка — чистой воды фикция.
Плевакин еще шире улыбнулся и засеменил по коридору к лестнице. А Лена отправилась к себе в кабинет.
За окном по-прежнему лил дождь, простирался все тот же московский палисадничек и не было никакого Люксембургского сада.
Лена повздыхала, открыла папку с делом и погрузилась в чтение. Она как раз дошла до двадцать восьмой страницы, когда дверь с грохотом распахнулась. Висевший на гвозде плащ свалился Лене на голову. На пороге во всем блеске своих без малого тридцати лет предстал младший лейтенант.
— Здравия желаю, Василь Васильич! А я к вам с подарком! Свежий труп на коммунальной кухне, прошу любить и жаловать! — гаркнул он, протопал к столу и плюхнулся на стул для посетителей. Стул под ста пятью килограммами его молодецкого тела жалобно скрипнул.
Лена кое-как выпуталась из плаща и воззрилась на посетителя. Собственно, он тоже на нее воззрился. Как только Лена показалась из-под плаща — так и воззрился. В ту же буквально секунду. И немедленно сдулся. Будто бы даже сделался меньше (хотя при его габаритах это было непросто) — сгорбился, стушевался, залихватская улыбочка стекла с лица. Лицо сделалось простецким и недоумевающим.
Лейтенант поднялся, зачем-то похлопал себя по карманам, как бы в поисках чего-то срочно ему необходимого, глянул на Лену, отвел глаза, опять глянул и, сообразив, что дальше молчать совсем уж не комильфо, промямлил:
— Простите… Я, наверное, того, дверью ошибся… А скажите, где Василь Васильич?
— Здесь Василий Васильич, здесь, — как могла, успокоила его Лена. — Вы ничего не напутали.
Лейтенант осмотрелся, но Василь Васильича не обнаружил. В кабинете были только стол, заваленный папками, два стула и гвоздь, торчащий из стены, на который Лена в этот момент вешала плащ. Никакого Василь Васильича, равно как и Петра Петровича, не наблюдалось.
— Простите, — снова промямлил лейтенант. — А он где? Ну, я имею в виду Лавренюк?
— Перед вами, — ответила Лена и уселась на место, косясь на плащ и думая, не свалится ли он снова на голову, — Лавренюк — это я.
В лице лейтенанта отразилась вся мировая скорбь. Потом оно пошло рябью, словно лужа на ветру. Широкий, как у сенбернара лоб, сложился морщинами от напряженных раздумий, у рта залегли горькие складки, — похоже, лейтенант решил, что его жестоко обманывают.
— Нет… — протянул он печально. — Вы точно не Василь Васильич…
— Я имела в виду, что я теперь выполняю обязанности Василь Васильича, — сжалилась Лена над лейтенантом, который окончательно и бесповоротно сделался несчастным. — Сам он уже вторую неделю как перешел на другую работу, в областной суд. А я пришла на его место.
Лена протянула руку:
— Кузнецова. Елена Владимировна.
Потом все же не удержалась и добавила:
— Впрочем, если вам так удобнее, можете первое время называть меня Василием Васильевичем.
Не стоило, конечно. Работа — не место для шуток. Но уж больно смешно этот лейтенант морщил лоб и тряс здоровенной башкой, пытаясь отыскать своего драгоценного Василь Васильича в пустом кабинете. Спасибо еще, под стол не полез…
— Младший лейтенант Таганцев, — отрапортовал он и пожал Ленину руку так, что кости хрустнули, — Константин Сергеевич. Значит, Василь Васильич тут больше не работает? А я думал, чаю попьем…
Таганцев выглядел озадаченным. Кажется, он все еще не смирился с тем, что осиротел и Василь Васильича больше в его жизни не будет.
— Знаете, — сообщил Таганцев, — Василь Васильич очень был хороший мужик. И судья понимающий. А вы?
— Что — я? — удивилась Лена.
— Ну, вы как? Понимающий судья?
— Во всяком случае, очень на это надеюсь, — ответила Лена. Ну и странный же этот Таганцев. — Кстати, у вас красивое имя — Константин Сергеевич. Замечательное имя, театральное.
— Почему это вдруг театральное? — удивился Таганцев.
— Ну, как же! Был такой режиссер, очень знаменитый — Станиславский Константин Сергеевич.
Лоб Таганцева снова пошел складками.
— Станиславский… Станиславский, — забормотал он. — Нет, не знаю такого. Рязанова знаю, Михалкова знаю, Станиславского не знаю.
— Ну, не беда, Константин Сергеевич, — снова успокоила его Лена. — Какие ваши годы? Еще узнаете. Между прочим, у вас не только имя замечательное, но и фамилия. Историческая фамилия!
— Что, тоже такой режиссер? — удивился Таганцев. Похоже, режиссеров на свете было несколько больше, чем он привык считать.
— Лучше! — заявила Лена. — Эту фамилию носил основоположник уголовного права, профессор Санкт-Петербургского университета! Вы должны гордиться!
— Есть гордиться, — ответил Таганцев. Лицо у него при этом было самое что ни на есть серьезное.
Лена покосилась на него. Он и впрямь собирался гордиться, вот молодец какой!.. Решив больше не терзать младшего лейтенанта ни режиссерами, ни профессорами, она положила руки на стол, пальцы сложила замочком и сделала вопросительное лицо. Младший лейтенант моментально уставился на ее руки.
— А что за труп на коммунальной кухне? Вы про какой-то свежий труп говорили?
— А, это… — застеснялся Таганцев. — Это у нас с Василь Васильичем шутка такая была… Нет никакого трупа, я просто так зашел, проведать. Был тут по делу, дай, думаю, заскочу… Вам, наверное, работать надо?
Лена пожала плечами — мол, ничего не попишешь, надо.
