По идее, его должно обдувать, хотя бы чуть-чуть, пусть даже теплым воздухом, но «девятка» большей частью не ехала, а стояла в пробке, и солнце нещадно раскалило ее старый кузов.
Константин не то что завидовал водителям, наслаждавшимся за закрытыми стеклами прохладой кондиционеров, нет — они его просто немного раздражали. Вон на светофоре зеленый зажегся, а водитель «Вольво» впереди словно заснул, наверное, музыку слушает или по телефону болтает, жара его не доканывает, поэтому и не к спеху ему…
Таганцев сыграл на клаксоне агрессивный марш, «Вольво» тронулась, проехала несколько метров, миновав перекресток, и снова уперлась в непроходимую пробку.
Пива бы сейчас, тоскливо подумал Константин. Пива, да на берег какой-нибудь речки, чтоб не дышать городским смрадом, не видеть бесконечной вереницы машин. Вот куда все, спрашивается, прутся? Разве может такое быть, чтобы тысячам, сотням тысяч людей в этот жаркий день понадобилось тащиться в разные концы Москвы по неотложным делам? Для нормального человека сейчас может быть только одно неотложное дело — пиво и на речку… Впрочем, оттого, наверное, и пробки, что все с пивом на речку едут, и только он, лейтенант Таганцев, в душной «девятке» тащится «короткими перебежками» на какую-то Машиностроительную улицу, от одного названия которой спирает дыхание, а лицо и спина еще больше покрываются потом.
Никакие обстоятельства не заставили бы его ехать в такую жару на эту улицу — только приказ начальства и… просьба Елены Владимировны. Причем просьба Кузнецовой даже в большей степени, чем приказ, потому что доверить свою деликатную просьбу Лена могла только ему. Таганцев понимал это и даже испытывал если не чувство гордости, то ощущение какой-то трогательной признательности, словно на него возложили роль батюшки, которому можно исповедаться.
Так что он найдет эту Машиностроительную. Обязательно найдет, даже если живьем зажарится в «девятке» и помрет от недостатка пива в крови.
Ради такого случая следовало бы надеть форму, но китель сделал бы его существование и вовсе невыносимым, поэтому Таганцев позволил себе штатское — легкие брюки и бежевую рубашку с коротким рукавом. Ничего, он и без формы доходчиво объяснит, кто он такой и откуда у его проблемы «ноги растут».
Ему удалось беспрепятственно проехать метров двести и даже разогнаться до восьмидесяти километров, как вдруг он заметил, что пропустил поворот.
В сердцах ударив кулаком по рулю, Константин притормозил у обочины.
В отчаянии он схватил пластиковую бутылку и вылил остатки газированной воды себе на голову.
— Болван, — обругал он себя, со скрежетом развернулся и погнал в другую сторону, благо что пробка чудесным образом рассосалась.
Он найдет Машиностроительную, найдет, потому что, кроме него, для Елены Владимировны это больше некому сделать, и он словно воочию видел ее глаза, когда она по телефону просила его «разобраться, все выяснить и расставить все точки над i». Понимал, что ей очень трудно просить — ведь ему надо тратить время, бензин и использовать служебное положение, — но она должна это сделать, чтобы спасти сестру.
— Получается, что ты моя служба спасения, — виновато сказала она.
— Не вопрос, Елена Владимировна, — ответил Таганцев. Он хотел сказать ей что-нибудь теплое и ободряющее, но… не нашел подходящих слов.
Вот Натке бы он сказал… С ней можно по-простому, не подбирая особо красивых слов, не формулируя правильных предложений. Например, «не боись, прорвемся!», или «ради тебя я всех урою», или «не дрейфь, Натуля, я — Бэтмен». И Натка поняла бы все правильно, улыбнувшись своей бесподобной улыбкой.
Натка казалась Таганцеву красавицей невероятной… Фигура, лицо, серебристый смех…
Елена Владимировна, безусловно, тоже красавица, но в ней нет той веселой безрассудности и импульсивности, которая так заводит, бодрит и сводит с ума. С Еленой Кузнецовой хочется застегнуть все пуговицы и цитировать классиков, а вот с ее сестрой…
Натке так и подмывает сказать: «А давай в Сочи махнем! Дикарями!» Про Сочи, конечно, он загнул, на Сочи копить и копить, а вот под Курск, да на рыбалочку, да на недельку, а то и две, с палаткой… Он уверен, что Натка не будет жаловаться на комаров и ныть по поводу отсутствия душа.
Эх!
В общем, он очутился за городом, там, где было указано на карте.
— Да что же это такое!
Притормозив, Таганцев огляделся.
Заметив неподалеку продуктовый киоск, он подошел к продавцу.
— Скажите, уважаемый, вы тут Машиностроительной улицы поблизости не наблюдали?
— Наблудал! — с готовностью ответил продавец с внешностью гастарбайтера. — Сто мэтров назад, напрыво и дэсять мэтров впэред до знака тупык.
— Родной! Спасибо… Ни за что не нашел бы… — В знак благодарности Таганцев купил у него блок сигарет и бутылку «Нарзана».
За поворотом «напрыво» действительно стоял знак «тупык».
Тупиком оказалось высокое, длинное здание, напоминающее тюрьму. Для полного сходства не хватало колючего забора — вместо него вдоль всего фасада тянулась вереница припаркованных машин. Таганцев слышал, что такие высотки, огромные площади которых сдают в аренду разным фирмам, называют «Пентагоном».
Он с трудом нашел место для своей «девятки», выпил полбутылки минералки, перевел дух и пошел искать нужную ему фирму.
К его удивлению, со стороны, которую он принял за фасад, не обнаружилось ни одной двери — только вывески со стрелками направо и налево: «Стальные двери», «Цветы оптом», «Семена», «Канцтовары оптом». У Таганцева в глазах зарябило от этих табличек и стрелочек.
Пришлось обходить бесконечную стену «Пентагона» — это было делом долгим и трудным, спина взмокла, рубашка прилипла, сердце отплясывало гопака, а в ногах появилась непривычная дрожь.
«Чегой-то сдаешь ты, парень, — усмехнулся про себя Константин. — Подумаешь, два с половиной часа на жаре…»
С торца территория «Пентагона» граничила с милым двориком, где росли акации, прогуливались мамаши с колясками, на качелях качались дети. Не хватало только бабушек на лавочках, впрочем, одна все же нашлась — она лузгала семечки, кутаясь в длинный тулуп. На ногах у старушки были высокие черные валенки.
— Не жарко? — полюбопытствовал у нее Константин Сергеевич.
— Жалко у пчелки в… — зыркнула она на него недовольно.
— Понял, отстал, — перебил ее лейтенант.
— Лучше б лавочку починил, бездельник! — сварливо сказала бабка.
— Починю, — пообещал Таганцев, — счас, беркутов своих отловлю и сразу же починю…
— Смотри, а то я жалобу в полицию на тебя напишу, — пригрозила старушка.
Видимо, коллекторское агентство «Зоркий беркут» не стремилось себя рекламировать, потому что вывеска у него была очень маленькая и незаметная. Никаких тебе рекламных слоганов и стрелочек, указывающих, куда идти.
