— А если я уволюсь из банка, вы примете мое приглашение на ужин?
— Не уволитесь.
— Да, теперь я понимаю, почему вы судья.
— Почему?
— Вам невозможно врать.
— Это комплимент?
— Наверное, да. Но такой я делаю впервые.
— Мне нравится, что вы говорите правду. Я тоже такого комплимента никому не делала.
— Значит, квиты. Жаль, я привык лидировать в комплиментах.
— Скажите, Андрей… — Я на минуту задумалась, так как представилась блестящая возможность повернуть разговор в русло, которое меня волновало. — Только правду, раз уж начали… По чесноку, как говорит моя дочка. Вы, не как представитель банка, а по-человечески, действительно считаете, что Малышев должен платить эти безумные проценты?
Троицкий поскучнел, потарабанил пальцами по столу и сказал с ноткой официальности:
— Да, считаю.
— И нет ни малейшей несправедливости в том, что условия договора в чем-то напоминают бандитский счетчик?
— Лен, — засмеялся он, — если бы не этот «счетчик», нам вообще никто ничего бы не вернул! Проценты — хоть какая-то гарантия наказания за неплатежи. Хоть какой-то кнут! Иначе… — Он широко развел руки, видимо обозначая этим красноречивым жестом крах всех банков.
— Но ведь в данном конкретном случае можно его понять…
— Нельзя. Вот вы же не берете кредит!
— Как раз подумываю взять ипотеку. В вашем же, между прочим, банке!
— Ого, тогда милости просим! — Андрей, привстав, поцеловал мне руку. — С одной стороны… А с другой, я советовал бы иметь крупный первоначальный взнос. Тогда переплата будет не так высока.
— Вот именно, — пробормотала я. — Крупный первоначальный взнос… А еще я должна точно знать, что не заболею, не потеряю работу, не усыновлю пару детишек или не рожу их. Всех рисков не просчитать.
— Можно, я вам отвечу?
— Нужно.
Троицкий куда-то ушел и вернулся с огромным букетом бордовых роз.
— Я хотел сказать, что в вашем случае нет никаких рисков.
— Я поняла.
— Будет большой наглостью довезти вас до дома?
— Будет большой глупостью, если я с этим букетом спущусь в метро.
Он ослепительно улыбнулся и подал мне руку.
Шнитке сменили на Моцарта.
Можно было и на Шопена, но я попросила Моцарта.
— Я тоже люблю попсу, — одобрил мой выбор Троицкий.
— Я бы не рискнула назвать это попсой.
Мы поговорили немного о музыке, о литературе, о последних кинопремьерах. От одурманивающего запаха роз заболела голова.
К моему дому мы подъехали, уже когда наступили сумерки.
— Спасибо за вечер, — сказал Андрей и поцеловал мне руку.
— Забудьте о нем. Этого больше не случится.
— Я сделаю все, чтобы он повторился. Даже уволюсь с работы.
— Вы повторяетесь.
— Нет. Теперь я говорю правду.
Я не стала разубеждать его и, пока он обходил машину, открывал мне дверь и подавал руку, подумала, сколько любопытных обывателей сейчас наблюдает эту сцену из окон. Судья Таганского районного суда выходит из шикарного «БМВ» с неприлично большим букетом роз в сопровождении мужчины-мечты. Нужно было подъехать с торца.
Что обо мне подумают соседи, я догадывалась. Особенно любопытная тетка с первого этажа, с которой жила незамужняя дочка лет сорока…
Но оказалось, это не самое неприятное.
У подъезда, до которого, держа под локоть, меня проводил Троицкий, стоял Никита. В руках у него были белые тюльпаны. Увидев меня с охапкой роз, Никита опустил букет…
Видимо, сообразив, что к чему, Троицкий отпустил мою руку.
Я бы с удовольствием променяла семьдесят пять роз — я пересчитала их в машине, — на пять белых тюльпанов, но сказать об этом сейчас было никак невозможно…
— Никит… Ты как здесь?
— Случайно. — Я увидела, как заиграли желваки на его щеках. — Вот, — он протянул мне тюльпаны, — извини, не угадал… Не знал, что ты розы любишь.
Говоров быстро пошел к своей старенькой иномарке.
— Никита! — окликнула я, но он, не обернувшись, сел в машину, демонстративно хлопнул дверью и уехал с вызывающе громкой перегазовкой и визгом шин…
— Прокурор, — немного растерянно констатировал Троицкий. — Я его в суде видел.
— В следующий раз увидите — извинитесь.
— Я?!
— Ну не я же. — Я вручила ему букет роз. — Вы должны были знать, что кормить меня мороженым и довозить до дома — плохая идея.
Он понюхал розы и положил их на лавочку.
— Все мои идеи хорошие, Лена.
— Уже Елена Владимировна.
Он кивнул и ушел с прямой спиной победителя.
Вот это спектакль для соседей, подумала я. А еще я решила, что розы ни в чем не виноваты и несправедливо оставлять засыхать их на лавочке. Подхватив цветы, я с двумя букетами направилась домой.
Если честно, в такую ситуацию я никогда не попадала. На втором этаже меня разобрал смех. Нужно проконсультироваться у Натки, как вести себя в подобных случаях и что делать дальше.
Но Наты дома не оказалось. Не было ее вещей, косметики и… Сеньки. На кухонном столе я нашла записку и ключи.
«Лена, у меня начинается новая жизнь! Подробности потом. Все просто чудесно! Я звонила, но твой телефон не отвечает. Можешь начинать свой ремонт, я под надежной охраной».
Ничего не поняв из записки, я поставила цветы в воду. Тюльпаны в керамическую вазу, розы — в пластмассовое хозяйственное ведро, потому что больше они никуда не помещались.
Если все чудесно, то зачем нужна охрана? Что значит в Наткином понимании — новая жизнь? Очередной скоропалительный роман со скоропостижным концом? Вряд ли вся эта феерия продолжается с Владиком.
Хоть бы Сеньку оставила! Ребенку ее эксперименты с чудесами совсем ни к чему.
Я поставила телефон на подзарядку и позвонила сестре, но абонент оказался недоступен.
Дома стало пусто и неуютно. Несмотря на жару, я зябко поежилась и накинула на плечи шаль — это оглушительное и неожиданное одиночество вызвало настоящий озноб.
Ну вот, можно и ремонт начинать. Я потянула на себя отклеивающуюся обоину, она с треском оторвалась, обнажив под собой еще одну — с рисунком в стиле восьмидесятых. Да тут, похоже, не один слой придется отдирать… Мне стало грустно от своего открытия. И почему я не догадалась поручить это занятие Сеньке?
Представив, с каким удовольствием и весельем племянник обдирал бы стены, я невольно улыбнулась. И решила — если у Натки новый принц, завтра же заберу Сеньку к себе. Пусть лучше живет у меня — и безобразничает, и придумывает новые каверзы, — чем наблюдает за маминым очередным кратковременным счастьем.
