Я прошла на кухню и раздраженно включила чайник.
Дожила… Вокруг меня кипят какие-то мелодраматические страсти, и мне приходится на них как-то реагировать, что-то говорить, принимать решения. Устала… Хотя, не скрою, ревность Никиты, если, конечно, это ревность, а не оскорбленное мужское самолюбие, немного мне льстит.
Тешит мое женское самолюбие.
Можно было покопаться в себе и повыяснять — какое мне дело до его ревности и почему она не оставляет меня равнодушной, но я не стала. Как говорил мне один знакомый психолог, если вы вдруг что-то раскопали в себе, быстренько закопайте обратно, иначе последствия могут стать непредсказуемыми.
Только я налила себе кофе, как зазвонил мобильный. Думая, что это опять Сашка, я схватила трубку, не посмотрев на дисплей.
— Что-то случилось?
— Ничего. Я же обещал позвонить, — услышала я голос Никиты. — Вот и звоню. Можно зайти?
— Ты уже заходил, — неожиданно меня стал разбирать смех — мелодраматические страсти набирали обороты, и я не знала, как этому противостоять, да и противостоять почему-то не очень хотелось…
— Это была репетиция. Неудачная, — объяснил Говоров.
Я подождала, не скажет ли он «извини», но он не сказал.
Я пошла в коридор и открыла дверь.
Никита стоял со смиренным лицом, с котенком за пазухой и красным пионом в руке. Точно такие же росли у подъезда на клумбе.
— Заходи, — велела я. — Если ты придешь в третий раз, возле моего дома ничего не останется — ни котят, ни цветов.
Он шагнул в коридор и поцеловал мне руку.
— Прости за истерику.
— А сейчас что?
— Раскаяние. Я был не прав.
— В чем?
— В том, что приревновал тебя к этому… — Он жестом показал рост и стать Троицкого.
— Так это была ревность?
— А ты думала, я у твоего подъезда с цветами по большой дружбе торчу?
— Я ничего не думала.
— Зря. — Он прошел в комнату и сел под оранжевый зонт. Два зеленых глаза из-под его пиджака внимательно следили за мной. — На твоем месте, ваша честь, я бы задумался, отчего у немолодого серьезного прокурора съехала крыша…
Я пожала плечами и села рядом с ним. Никита ждал, что я что-то скажу, но я молчала и радовалась, что могу позволить себе молчать легко и непринужденно, как дышать.
С Кириллом я так не могла, вдруг подумалось мне. Я всегда напрягалась — как выгляжу, интересна ли, остроумна, не скучно ли ему со мной?..
— Кто зонт подарил? — Говоров поднял глаза на оранжевый купол.
— Любовник. Олигарх, между прочим.
— Слишком красивый для олигарха. Думаю, ты купила его сама, чтобы в пасмурный день было больше света. Правда, Валенок? — спросил он у котенка.
— Почему Валенок?
— Потому что он черный и теплый.
— Я все равно его не возьму.
— А вместе со мной?
— Ты не торопишься?
Никита пожал плечами. Вздохнул.
— Наоборот, думаю — опоздал.
Я улыбнулась — такое трагическое у него было лицо.
— У меня два билета на вечерний сеанс. Пойдешь? — спросил он.
— С Валенком? — удивилась я.
— Его никто не увидит.
— Зато услышат!
— Там такой громкий звук… Только его покормить надо. У тебя молоко есть?
— Нет.
— Я так и знал. — Говоров достал из кармана маленький пакетик детского молока и открыл его.
…О чем был фильм, я не запомнила. Может быть, мелодрама, а может — триллер, хотя скорее всего боевик, потому что то и дело звучали выстрелы.
Мы целовались в полупустом зале в последнем ряду, а Валенок бродил по свободным креслам и громко орал, заглушая экранные звуки.
Такого легкомыслия и беспечности я не позволяла себе даже в юности. Но надо же когда-нибудь начинать, как говорит моя подруга Маша, а то потом будет поздно… Я не помню, про что она так говорила, но теперь мне кажется, что именно про поцелуи в последнем ряду…
Завтра возьмусь за ум, завтра. А сейчас я просто женщина — сумасбродная, чувственная, мечтающая о счастье и вечной любви…
А потом мы бежали под проливным дождем к машине Никиты.
— Зря ты не взяла зонт! — кричал он, поглубже пряча Валенка под пиджак.
— Ты не сказал, что будет такой дождь!
— Да? — Он резко остановился.
Я налетела на него и тоже остановилась.
— Да. Ты даже не предупредил, что места в последнем ряду.
— Потому что они были в пятом. Просто на сеанс никто не пришел.
— Тебе повезло.
— Тебе тоже.
Мы промокли насквозь, целуясь возле машины, под возмущенный вой сработавшей сигнализации. Такого я не могла бы себе позволить даже во сне…
— Мне нужно домой, — попыталась я хоть как-то исправить положение.
— Садись, — Никита открыл дверь. — Я тебя отвезу.
Минут пятнадцать прошло, прежде чем я поняла, что мы едем в другую сторону.
— Куда ты меня везешь?
— Домой, — ответил Говоров и как ни в чем не бывало добавил: — Ко мне.
— Тебе не кажется, что мы делаем глупости?
— Мы их уже сделали. Осталось закрепить успех.
«Мог бы сказать, что жить без меня не может», — подумала я. Впрочем, почему-то и без слов было понятно, что я нужна ему как воздух. И это не сиюминутная прихоть, а выношенная, обдуманная и даже выстраданная необходимость.
— Домой, — все же сказала я.
— Ты уверена?
— Да. Не хочу ошибаться.
Он вздохнул и развернулся в неположенном месте.
* * *
Влад замер на пороге, переводя взгляд с Натки на Асю, с Аси на Натку. В какой-то момент Натке показалось: в глазах у него мелькнул испуг — нет, даже паника… Но это было сиюминутное впечатление, потому что в следующее мгновение во взгляде Влада не осталось ничего, кроме холода и высокомерия. И непонятно, что лучше — паника или этот холод. Именно с таким леденящим взглядом выхватывают пистолет и стреляют.
Натка бросилась к Сеньке и заслонила его собой. Ася не двинулась с места.
— Что за цирк? — спросил Влад и, закрыв за собой дверь на замок, брезгливо потрогал красную шляпу на вешалке. — Чего ты мечешься, как подстреленная галка?
«Подстреленная…» — застучало в висках у Натки. Сейчас он выхватит из-за пазухи пистолет и убьет сначала Асю, потом ее, а потом Сеньку…
