— Вы хороший сын, — улыбнулась Ираида Сергеевна. — Хотите чаю с вишневым вареньем?
Значит, дефицит общения все же есть…
— Хочу, — кивнул Константин и прошел за Ираидой Сергеевной в просторную гостиную с круглым столом посредине.
Видимо, этот стол предназначен для семейных обедов, но уже много лет служит только грустным напоминанием о некогда большой и дружной семье. О ней же напоминали фотографии в рамках на стенах. Их было так много, словно количеством снимков старушка пыталась компенсировать свое одиночество.
Ираида Сергеевна достала из комода белоснежную льняную скатерть и взмахом, в котором читалось какое-то торжество, накинула ее на стол и тщательно расправила складки.
— Это лишнее, — смутился Таганцев.
— Что вы, у меня редко бывают гости, — улыбнулась Тишко. — Погодите, я еще парадный сервиз достану.
Она и правда достала из серванта тончайший английский фарфор — белый в мелкий голубой цветочек — и, словно любуясь, медленно поставила на стол шесть чашек с блюдцами. Константин вдруг испугался — может, бабка сумасшедшая, раз за пять персон его посчитала…
— Это просто так… а то стол пустой, — заметив недоумение в его глазах, пояснила Тишко. — Вы зеленый любите или черный?
— Любой.
Она весело рассмеялась, взяла заварочный чайник, молочник и ушла на кухню.
Точно, с приветом бабка, с сожалением подумал Таганцев — толку от такой никакого, насочиняет с три короба.
Он подошел к стене и стал рассматривать фотографии.
Ираида — юная девушка, вот она в свадебном платье рядом с сурового вида мужчиной старше ее лет на двадцать, вот — с другим, лет на двадцать моложе, и тоже в свадебном платье. Здесь с маленьким мальчиком, тут с тем же мальчиком и девочкой в пышном платье. На море, на слоне, рядом с пальмой, и везде уже с каким-то другим мужчиной — военным, судя по погонам, полковником. Тут на каком-то приеме… Ираида — в длинном вечернем платье, полковник с усами и отрешенным лицом.
Вот Влад, юный, прыщавый, худой, — совсем не похож на нынешнего мачо, плейбоя, красавчика. А вот… Перед следующим снимком Таганцев замер, не поверив своим глазам. Он даже на шаг отошел, а потом почти уткнулся в большой портрет носом, чтобы удостовериться, что это не обман зрения. А вот рядом еще то же лицо, и еще — значит, это не случайный портрет, значит, одна из чашек на столе предназначена этому человеку…
— Прошу к столу, — звонко провозгласила Ираида Сергеевна.
Таганцев сел, с трудом выбрав одну из чашек и придвинув к ней стул.
На столе, кроме чайника, вазочки с вареньем и молочника со сливками, стоял большой шоколадный торт.
Таганцев нисколько не удивился, когда Ираида Сергеевна разлила чай во все шесть чашек, а от торта отрезала шесть кусочков и разложила их по фарфоровым блюдцам.
Раз так, подумал Константин, я могу задавать любые вопросы. Может, она и наговорит глупостей, но хотя бы не придется мучиться, невзначай и издалека подходить к вопросу, который его больше всего интересует.
— Кто это? — показал он на удивившую его фотографию.
— Позвольте, — подняла подведенные брови Ираида Сергеевна, — но если вы одноклассник Владика, то должны знать!
Дурак, обругал себя Таганцев, если бабка разливает чай на шестерых, это еще не значит, что она невменяемая. Скорее всего, это просто привычка — выставлять для редких гостей дорогой сервиз, большую часть времени пылящийся в серванте.
— Я знаю, — ответил Таганцев. — Это… Ольга! Просто сразу не узнал.
— Да, Ольга изменилась, но ведь вы-то знали ее как раз в тот период, когда сделана фотография! — Ираида откусила кусочек торта, запила его чаем и, подперев щеку сухоньким кулачком, уставилась на Константина.
В ее глазах плескалось насмешливое веселье.
Таганцев аж взмок от своего непрофессионализма. Хорошо хоть он не на ответственном задании, а по частному, можно сказать, делу…
— Вы меня не так поняли…
Он не знал, как исправить ошибку, но Ираида Сергеевна, к счастью, его уже не слушала. Веселье испарилось из ее глаз, в них появились боль и обида, а взгляд она с Таганцева перевела на портрет.
— Говорят, дочки к матерям ближе… — Она потеребила сухонькими пальчиками камею и грустно улыбнулась. — Но это не мой случай, абсолютно не мой. Ольга всегда была своенравной, часто грубила, в восемнадцать лет ушла из дома. Нет, конечно, она меня навещает, но… только для того, чтобы… — Ираида Сергеевна с нескрываемым отвращением посмотрела на торт. — Для того чтобы сунуть какие-нибудь продукты. Они пропадают, а она несет и несет!.. Я сама не съедаю, а угощать некого. Хорошо, что хоть вы зашли. Ешьте тортик!
Таганцев целиком засунул кусок торта в рот и, пока жевал, обдумал услышанное.
Значит, Ольга — это сестра Влада Тишко. Судя по наличию на семейных фотографиях различных мужчин — сводная, оттого и отчества разные… Поэтому и свидание с ней смахивало больше на деловое, чем на любовное…
Как он сразу не догадался, ведь если присмотреться — Влад и Ольга очень похожи.
— Я помню, у Владика с Ольгой были очень хорошие отношения…
— Вы не можете этого помнить! — Ираида Сергеевна опять рассмеялась — смена ее настроений начинала его пугать и раздражать.
— Почему? — Таганцев поперхнулся чаем, ожидая очередного подвоха.
— Да потому что у Владика не было никаких одноклассников! Он был очень болезненным мальчиком и находился на домашнем обучении! — Тишко зашлась в приступе смеха, который был больше похож на истерику.
— Зачем же вы меня тогда чаем поите? — усмехнулся Константин.
— Торт пропадает, — хихикнула старушка.
— А вдруг я бандит? Убью и ограблю…
— Грабьте. — Глаза старушки снова заволокло тоской. — Деньги в шкатулке, драгоценности и ордена моего мужа во встроенном сейфе, ключ — вот. — Она расстегнула камею, сунула руку за пазуху и положила на стол крохотный ключик.
От вида этого ключика, этой расстегнутой камеи и ее дрожащей руки у Таганцева мурашки пошли по спине.
— Зачем вы это делаете?
— Потому что убить вы меня не сможете, я давно умерла.
— Я из полиции. — Он показал удостоверение.
Ираида Сергеевна встала, принесла откуда-то старый потрепанный чемодан и стала бросать в него вещи — шаль, какие-то книги, халат, тапочки, флакон духов, изящную статуэтку балерины.
— Что вы делаете? — Таганцев безумно устал от этой трагикомедии, но как остановить ее — не знал. Каждое его действие или фраза вызывали неадекватную реакцию, раздирающую душу.
— Собираю вещи. — Ираида Сергеевна сняла со стены последнюю свадебную фотографию и положила ее в чемодан. — Раз вы из полиции, значит, пришли забрать меня в пансионат.
