Артем, показывая, что больше разговаривать не собирается, встал из-за стола, но участкового это не смутило. Он достал и разложил на столе какой-то бланк и начал не спеша его заполнять. Поднял взгляд на стоявшего адвоката и по-хозяйски предложил:
— Вы присядьте, господин адвокат. Как говорится, в ногах правды нет.
Артем растерялся. Он ничего не понимал.
— А где же она, по-вашему? Правда? — едко поинтересовался адвокат.
— Не знаю, я человек маленький. Правды мало видел. Давайте-ка лучше закончим все формальности, господин Павлов. Итак, где и когда родились, образование, семейное положение, место работы, адрес прописки.
Аймалетдинов занес ручку и принялся под диктовку записывать сведения, и Артем, сам себе удивляясь, отвечал — как загипнотизированный. Да, формально он мог отказаться, что чаще всего сам же советовал своим клиентам в таких ситуациях. Но сейчас, вопреки всем своим знаниям, почему-то послушно давал показания. А капитан уже дошел до графы «прописка».
— Итак, вы прописаны не в этой квартире?
— Да. Я прописан у бывшей жены. После развода они меня не выписали, да я и не заморачивался на этот счет. А что, этот атавизм еще имеет какое-то значение?
Участковый осуждающе покачал головой:
— Ай-ай-ай. Как это вы государственную регистрацию ругаете «атавизмом»? Удивляюсь я на вас, господин Павлов. Такой адвокат известный, а говорите страшные вещи! — Он сделал нарочито удивленный и даже в некоторой степени испуганный вид, но Павлову надоел этот цирк.
— Послушайте, мало того, что вы ворвались ко мне чуть ли не ночью, заставляете отвечать на глупые вопросы, так еще и мораль читаете. Кто вас на это уполномочил? На каком основании вы вообще задаете мне эти дурацкие вопросы? Отвечайте!
— Эх, как вы раскричались! Не надо так нервничать, товарищ Павлов.
Артем упрямо покачал головой:
— Я вам вовсе не товарищ, гражданин участковый. Я вас прошу не паясничать, а объяснить, на каком основании вы ведете этот допрос?
Милиционер насупился:
— Не допрос, а опрос. Я вас опрашиваю. Имею право, сами знаете. Проверяем заявление.
Артем опешил:
— Какое еще заявление?!
Участковый сладко улыбнулся:
— А разве я не сказал? Ай-ай-ай. Поступило к нам заявление от уважаемого человека, что вы проживаете в чужой квартире без прописки. Ну, без государственной регистрации, точнее. Пользуетесь чужой собственностью. Вот и проверяем сигнал.
Артем, ничего не понимая, тряхнул головой. Да, формально он еще не вступил в права наследования квартиры, но от этого она ни в коей мере не становилась ему чужой. А участковый уже делал успокаивающий жест:
— Да вы не волнуйтесь. Садитесь за стол. Сейчас быстренько вас опрошу, и расстанемся. Делов-то! Может, чайком угостите?
Артем попытался взять себя в руки, он уже не на шутку разозлился. Прежде всего на самого себя, за то, что вообще впустил этого мента в дом.
— Хватит! — решительно хлопнул рукой по столу. — Не будет никакого чая. На вопросы отвечать отказываюсь. Закончен разговор.
— Почему же так?
Милиционер явно не торопился уходить, и Павлов закипел:
— Да потому, что мне непонятны ваши вопросы! Но они направлены явно против меня! Скорее всего, вы готовите какую-то провокацию, и помогать вам в этом я не буду! Завтра же сообщу о вашем поведении вашему руководству.
— О как! — усмехнулся Аймалетдинов. — Ваше право. Но только зря вы отказываетесь. Может, я вам помочь пришел. А вы сразу жаловаться… Нехорошо, гражданин Павлов.
— Нехорошо?! Да вы издеваетесь! Одну секунду…
Артем схватил мобильный телефон и, набирая номер, бросил взгляд на часы. Время близилось к полуночи. Тем не менее на другом конце тут же ответили, и Артем собрал все свое внимание в кулак.
— Алло. Владимир Яковлевич, добрый вечер! Прошу прощения за беспокойство. Знаю, что уже поздно, но у меня здесь срочная ситуация. Можно? Ага. Да. Хорошо. Спасибо. Уже лучше, — кивал он, отвечая на вопросы невидимого собеседника.
Аймалетдинов настороженно следил за поведением адвоката. Глазки бегали, осматривая то Павлова, то кухню, то коридор, видневшийся за адвокатом; затем снова возвращались к протоколу. Ушки его тоже едва заметно шевелились, вслушиваясь в странный разговор Артема — явно с каким-то начальником. Уж в этом Аймалетдинов не сомневался, просто никак не мог догадаться, кто же это такой. Знать по именам и отчествам все московское милицейское начальство попросту невозможно.
Вдруг Павлов прекратил «дакать» и кивать и обратился прямо к гостю:
— Пожалуйста, ответьте, Аймалетдинов! — сунул трубку под нос.
Участковый осторожно взял протянутый телефон и отрапортовал — спокойно и с чувством собственного достоинства:
— Участковый уполномоченный капитан милиции Аймалетдинов у телефона. Слушаю вас.
И ровно в тот же миг все изменилось: по мере того, как он вслушивался в вопросы и наставления невидимого начальника, лицо его стало меняться — не только цветом, но и формой. Сначала вытянулось, потом сплющилось, а вскоре вообще бесформенно расплылось. Даже цвет кожи прошел весь радужный спектр — от бледно-розового до ярко-фиолетового. И, наконец, он встал, выпрямился и отрапортовал:
— Так точно, товарищ генерал-полковник! Есть. Понял.
Артем принял из его рук с пиететом возвращенный телефон, и стало ясно, что собеседование с начальством пошло «гостю» на пользу.
— Извините, господин Павлов, — потупил взор капитан милиции. — Не смею больше злоупотреблять вашим гостеприимством. — Участковый порылся в кармане и положил на стол визитную карточку: — На всякий случай. Если что — звоните. Не стесняйтесь.
Милиционер подхватил фуражку и мелкими шажками выбежал в прихожую. Сам открыл дверь и уже на пороге повернулся к Павлову:
— И все же зря вы со мной не договорили. Заявление-то остается заявлением. Все равно придется принимать решение. Ну, как говорится, против вашего лома у меня нет приема. Да и игра эта не моя. Зачем мне на чужом пиру похмелье? Бывайте здоровы, гражданин адвокат.
Дверь захлопнулась.
— И тебе не хворать! — ответил закрытой двери Павлов.
Он и сам понимал, что участковый прав, и если чье-то заявление уже есть, решение по нему будет принято. Визит к нотариусу по вопросу вступления в наследование квартиры нельзя было откладывать ни на день.
«Так… где тут у нас лежат бумаги?» Артем бросился к отцовскому столу, перерыл все — пусто, открыл и просмотрел содержимое отцовского сейфа — ничего! И вот тогда на душе стало по-настоящему тревожно.
Старуха
Ночь прошла ужасно. Всегда имевший крепкий и здоровый сон Артем ворочался и просыпался беспрестанно, а ближе к утру предрассветную тишину прорезал длинный, настойчивый и нестерпимо пронзительный звонок. Артем, почти привыкший за последние дни к плохим новостям, обреченно отметил показания будильника: три утра.
