— А главное, он же сказал, что я не поддаюсь страстям, держу слово и вообще хороший человек! И я, старый дурак, все до единого слова ему подтвердил!
Гости рассмеялись уже смелей.
— Ну, что ж, придется слово держать, — подвел итог Алим, — и хотя я не Всевышний, пение этой дивной птицы — в строгом соответствии с заключенным с ней контрактом — я тебе подарить могу и дарю. Верно, Корней Львович, это ведь ты контракт заключал?
Артем обмер. Алим идентифицировал виновника напряжения вокруг невероятно точно. А Фрост тем временем тяжело поднялся и так же тяжело кивнул:
— Совершенно верно, Алимджан Джабраилович. До восьми утра завтрашнего дня Айя обязалась петь.
Алим закивал — медленно, многозначительно.
— Ну что, Артем, владей! Главное… — он снова оглядел гостей, как бы приглашая их в свидетели, что все сделано по чести, — главное, контракта найма этой ночью не нарушай!
Гости захохотали — громоподобно, почти истерично. Здесь почти не было никого, кто бы не понимал, мимо какой пропасти только что пронесло двух молодых людей.
Виночерпий
С этого мгновения в сердце Артема поселилась тревога. Нет, он отчетливо видел самое главное: Алим вычислил участие Фроста в происшедшем, а значит, никаких сепаратных сговоров между ним и парочкой Ротман-Фрост не будет. Теперь у Артема появлялся внятный шанс выиграть дело по закону. Подставив Артема, Корней лишился и надежды на соучастие Алимджана, и возможной поддержки Кремля.
Артем об этом и мечтал, просто потому, что драка по формуле «один с томиком законов РФ против двух с битами», каковую ему навязывали, была многократно лучше, чем драка «один против тех же двух плюс дорожный каток».
Но ему было тревожно.
А на ближайшем перерыве ему пришлось идти к Айе — объясняться.
— Как вы посмели? — набросилась на него девушка. — Что вы себе позволяете? Я что, давала вам повод?
Впрочем, настоящего гнева в ее голосе не было; скорее, звучали смущение и немного горделивого ощущения своей высочайшей цены. Она так и не поняла, какая участь ее только что миновала.
— Простите мне мою откровенность, Айя, — повинился Артем, — боюсь, у меня не было выбора.
К ним подошел официант с коктейлем, и девушка, чтобы чем-то скрыть смущение, взяла бокал и тут же прищурилась:
— А это что?
— Вы о чем? — не понял Артем, пытаясь сообразить, на что указывает ее прелестный пальчик.
— О записке. Ну, вот же она! Какой вы непонятливый!
Айя схватила с подноса сложенную салфетку с размашисто начертанным: «Павлову», и салфетка тут же развернулась, обнажив суть послания.
«Бери свою девочку и бегите, — прочел Павлов, — в отеле не ночуйте».
Айя замерла, прочитала записку еще раз… и еще…
— Это что такое?
Артем не знал, что ей сказать, но одно понимал: написавший желает им добра. Айя упрямо поджала губы и уставилась в глаза Артему.
— Я вас спросила, что это? Учтите, Павлов, со мной такие розыгрыши не проходят… — и сама же по выражению его лица поняла, что это не розыгрыш.
— Это не розыгрыш, девочка, — тихо произнесли рядом.
Артем и Айя синхронно обернулись. Сбоку стоял виночерпий Алима.
— Это не розыгрыш, — повторил «немой», — и если вы двое не совсем глупые, вы пойдете за мной. Минуты две-три у вас еще есть. Потом станет поздно.
Гримерка
Большего шока Артем не испытывал, наверное, с армии. Более десяти лет он видел этого человека рядом с Алимом, и за все это время тот ни разу не дал повода усомниться в своей немоте.
— А ну-ка, пойдем, — решительно схватил он Айю за руку и стремительно потащил ее вслед за уходящим виночерпием.
Теперь она даже не думала сопротивляться. Потрясенная сверх всякой меры, певица даже за руку его держала как-то испуганно.
— Сюда, — сухо распорядился виночерпий, и они нырнули в длинный, совершенно пустой коридор дворца.
И только здесь Артем позволил себе высказаться.
— Долго же ты прикидывался… — вслед «немому» нервно усмехнулся он.
— Я не прикидывался, — парировал тот. — Я хранил молчание. Сюда.
Виночерпий свернул, достал ключи и быстро открыл и распахнул дверь. Артем и Айя вошли и обмерли. По всему видно: это нормальная артистическая гримерка. Но прямо перед ними в цветастом халате с уютным и каким-то совершенно домашним видом стоял… сам Элтон Джон.
— Не задерживаться!
Артем изобразил вежливую улыбку, поймал удивленный ответный взлет ухоженных бровей и — уже когда почти пересек гримерную — прощальный поцелуй.
— Сюда! — распахнул скрытую за портьерой дверь виночерпий, и Павлов отметил, что света здесь нет, да и веяло изнутри могильной сыростью.
— Что это?
— Подземный ход. Ведет на пляж. Быстро-быстро! Мне пора возвращаться.
Артем переглянулся с Айей и ободряюще ей кивнул. Он чувствовал, что молчаливый виночерпий желает им добра. И едва в гримерке раздался ревниво-встревоженный голос «мужа» Элтона, он глубоко вдохнул и… шагнул вперед.
— Удачи вам, ребята!
Дверь захлопнулась с тем жутким шлепком, что бывает у массивных металлических дверей. И сразу же остановился ток воздуха, и Артем почуял, что здесь не только сыро, но и ужасающе душно. И Айя тут же прижалась к нему, и он, касаясь пальцами мокрой, покрытой слизью стены, повел ее вперед и не выпускал до тех пор, пока они — так же, в обнимку — не вышли в уютную маленькую бухточку, а затем и к морю.
И именно здесь, стоя по щиколотку в набегающей теплой морской воде, Айя повернулась к нему, обняла за шею — и преграды перестали существовать.
Робинзон
— Ты мой Робби.
— А почему именно Робби?
— Глупый! Не помнишь, что ли? Это из песни Пугачевой! Помнишь, как она пела?
Айя на мгновение замерла и негромко, но очень точно пропела:
— «Робби-Робби-Робинзон… Робинзоновый сезон». Не помнишь, что ли?
Артем пожал плечами. Он не был фанатом Примадонны, чем изрядно отличался от многих граждан своей страны.
— А я буду твоей Пятницей! Хочешь, Робинзон?
Артем счастливо рассмеялся.
— Главное, не вечным Понедельником. Я понедельники терпеть не могу.
— А мне все равно.
— Ты прямо как птичка божья.
— А кто это?
— Ну, у Пушкина. Не читала?
— Нет…
— Хорошо, слушай.
