– Переподшиваешь…
– Точно, – кивнул особист. – Без меня им за полгода не разобраться, где что лежит.
Артем вздохнул. По сути, Пахомов был прав, но вот юридически…
– Слушай, Артем, помоги, – заглянул ему в глаза бывший однокурсник.
– Чем? – насторожился Павлов.
Особист поднялся из-за стола и снял с полки тоненькую папочку – не более двух десятков листков.
– Передай от меня весточку на волю, – бережно положил он папку на стол, – ты сам знаешь кому.
* * *
Колесов терпеливо ждал у закрытых на засов дверей в оружейку и уже понимал: премиальных за чистоту захвата не будет. А потом внутри что-то грохнуло, раздались быстрые шаги, и засов со свистом отодвинулся.
– Да пошел ты! – закричал раздосадованный упертостью особиста адвокат.
Колесов налег на дверь, отбросил адвоката в сторону, с «Макаровым» наперевес ворвался в оружейку и сразу понял, что опоздал. Стальная дверь в спецчасть была уже закрыта.
– Ничего не понимает, – пожаловался адвокат начальнику охраны и, размахивая портфелем, двинулся по коридору.
Там, сзади, грохнул выстрел, и пуля, выпущенная из пахомовского «стечкина», вырвала кусок штукатурки где-то над головой. Но это было неважно. Колесов проводил уплывающий по коридору адвокатский портфель напряженным взглядом, а затем резко обернулся. Один из «клещей» смотрел прямо на него.
«Вот кто Спирскому стучит…» – подумал начальник охраны и понял, что обыск Павлова придется делать демонстративно, и лучше, если при осведомителе шефа.
– Слышь, адвокат, – стремительно двинулся он следом, – вы что там, переругались, что ли?
– Да пошел он, – махнул рукой тот, – тронутый, он и есть тронутый!
Колесов жадно ощупал взглядом портфель.
– А воды у него много?
– Нет у него воды, только кола – полбутылки.
Колесов удовлетворенно прищурился. На коле да на спирте долго особисту не протянуть.
– А портфельчик свой позвольте на досмотр…
Московский адвокат резко остановился:
– Вы это серьезно?
Колесов скосил взгляд на стучащего Спирскому «клеща».
– Извините, Артем Андреевич, но так начальство приказало. Да и вышли вы не из сортира, извините, а из спецчасти.
Павлов раздраженно крякнул, некоторое время колебался и открыл-таки портфель:
– Смотрите.
Колесов заглянул внутрь и осторожно, двумя пальцами перебрал несколько файлов и папок. Та, что была ему нужна – со штампом НИИ, – была здесь. Он видел этот штамп сквозь полупрозрачный пластик.
– Никаких претензий, – с деланным разочарованием вздохнул Колесов и принюхался. – И, кстати, как вы поедете? От вас же спиртом… на пять шагов несет.
Адвокат бросил взгляд на стоящий у проходной новенький синий «Ягуар» и задумался.
– Не знаю… не подумал. Может, бойца дадите? Мне только до гостиницы.
«Ну вот, – подумал Колесов, – наконец-то все пошло как надо».
Без выходных
Узнав, что Павлов покинул спецчасть, так и не уговорив особиста сдаться, да еще и «пустым», Петр Петрович встревожился еще больше. С ним определенно играли в какие-то игры, возможно, с непредсказуемым исходом.
– Ты его хорошо досмотрел? – допытывался он по телефону у Колесова.
– Нормально, Петр Петрович, – нехотя отозвался временный начальник охраны, – ты не беспокойся…
Спирский стиснул челюсти:
– Вы!
– Что? – не понял Колесов. – Что – я?
– Обращайся. Ко мне. На вы, – яростно процедил Спирский. – Я… тебя нанял, а не наоборот.
– Извините… – растерялся Колесов, и Спирский оборвал связь.
Перед его глазами стоял Гога – последний, кто говорил ему «ты».
Петр Петрович заскрежетал зубами и заметался по кабинету. Менее всего он желал сейчас вспоминать это лицо. Но он его помнил, и с этим ничего нельзя было поделать.
– Что у нас с оформлением Тригорской фирмы?! – рявкнул Спирский на ожидающего распоряжений Блинкова.
Тот невозмутимо пожал плечами:
– Так ведь суббота… вы и сами это прекрасно знаете…
– Документы, – требовательно протянул руку Спирский.
Блинков с тем же невозмутимым и даже ленивым видом подал ему папку, Петр Петрович вырвал ее, швырнул на стол, раскрыл, уперся пухлыми ладонями в стол, но читать не мог – перед глазами так и стоял Гога…
– О-па! Гляньте, кто нарисовался! – измывался над будущим великим рейдером двадцать лет как покойный дворовый тиран. – Сам Петруччо!
Он кривлялся, отвешивал поклоны, делал корявые реверансы, а его пьяные дружки гоготали…
Спирский, сбрасывая наваждение, мотнул головой, через силу полистал документы и с силой захлопнул папку.
– Толя, чего ты телишься?! Когда будут оформлены права на землю и на этот вонючий пансионат?! Мы связаны этим барахлом по рукам и ногам! Нужно скорее сбрасывать! Иначе Заказчик нас не поймет!
Блинков спокойно слушал. Они оба знали, что никакой вины заместителя по правовым вопросам в том, что Мальков оказался депутатом, нет.
– И не надо ждать понедельника! – продолжал яриться Петр Петрович. – Кто там у нас в Минюсте?! Пришпорь своих бойцов, пусть едут к нему на дачу, перетирают, и чтобы в понедельник с утра регистрация уже была!
– А кого я пошлю? Этих сосунков? – невозмутимо пожал плечами Блинков. – Вы и сами знаете, с ними никто в субботу говорить не станет.
– Значит, милый мой, сам поезжай! – язвительно распорядился Спирский. – Обещай что хочешь, хоть златые горы, но в понедельник с утра все нужные бумаги должны быть у нас!
Блинков глянул в потолок.
– Они там зажрались до невозможности. Устроили себе семейный бизнес под названием «Регистрация прав». Вход 100 тысяч баксов, а выхода нет…
Петр Петрович насупился. Это было чистой правдой.
– А что у нас есть из компры? Что-нибудь на минюстовских есть? Может, запустим?
Блинков молчал. Из той «сотни штук», что нужно было отдать, его доля составляла 15 процентов. Нормальный откат. И топить человека, который с каждой сотни честно отдавал ему 15 тысяч «зеленых», Блинков не собирался, что бы там ни напридумывал шеф.
Собственно, откат, устоявшаяся форма решения вопросов с представителями госструктур, прекрасно работал во все стороны. Один из Толиных клиентов, которых он сопровождал и обслуживал, не так давно получил пост вице-губернатора Нечерноземного региона, и теперь в его сферу входили обычные социальные вопросы: распределение пособий, дотаций, детских выплат. Но даже за эти нормальные бюджетные выплаты в Минфине нужно было откатить порядка 20 процентов. Толя взялся помочь возмущенному вице-губернатору, но сумел «отбить» лишь 10 процентов, а остальные разделил восемь к двум. Так что чиновнику в любом случае перепадало 8 процентов от пенсий и пособий. Ну, и Толе оставалось кое-что.
