– Чего вы от меня хотите? – устало спросил Блинков. – Чтобы я изменил систему? Грозил пальцем каждому берущему свои два процента премьер-министру?
Спирский покачал головой:
– Работать надо лучше, Толик… работать.
Эскорт-услуги
Павлов поблагодарил услужливо предоставленного начальником рейдерской охраны бойца «клеща», вытащил из «Ягуара» пакет со сменными рубашками и вторым костюмом, закрыл машину и двинулся в гостиницу. И «клещ», поначалу двинувшийся прочь, вскоре присел на лавочку возле остановки и достал сотовый телефон.
«Прав был Пахомыч…» – отметил Артем и вошел в гостиницу.
Администратор быстро оформила заселение, забронировала на завтра номер и для помощника известного адвоката, вручила ключи, и Артем, безмятежно помахивая портфелем, поднялся на четвертый этаж. Подписал автограф зардевшейся дежурной по этажу, пару минут перешучивался по поводу возможности «попасть в телевизор» и вошел-таки в номер. Повесил пиджак в шкаф, поставил ноутбук и портфель у стола, а затем выглянул в окно и тут же подтвердил правоту Пахомова: отсюда, с четвертого этажа, было прекрасно видно, как за две улицы от гостиницы припарковался один из рейдерских микроавтобусов.
Он достал мобильный телефон и набрал номер.
– Ты как в воду глядел, эскорт налицо.
– Ты поосторожнее там, – проворчал Пахом, – они могут и дальше пойти.
Павлов отключил связь и задумался.
Уже когда Колесов не стал изымать папку – там, в битком набитом «клещами» коридоре НИИ, стало ясно, что бумаги ему нужны, а свидетели – нет. А значит, у Пахомова были основания считать этот рейд чем-то более серьезным, нежели обычный, пусть и юридически оформленный, грабеж.
«Ай да Колесов… – мелькнула мысль. – На кого ж ты работаешь, майор?»
Павлов быстро осмотрел номер, достал из портфеля папку со штампом спецчасти НИИ и вложил ее в тоненький пластиковый файл, а затем в еще один и еще. Выглянул в коридор, попросил у дежурной утюг, еле отбился от предложения выгладить все, что ему нужно, и через пару минут оплавленная со всех четырех сторон упаковка была надежно запечатана. И тогда Артем прошел в ванную, перекрыл подводящий воду к унитазу кран, слил из бачка всю воду и аккуратно водрузил документы под крышку. В таком виде бумаги могли пролежать долго.
«Ну что ж… пора как бы и отобедать…»
Если верить восторженным отзывам «клеща», перегнавшего машину, в ресторане гостиницы «Олимпия» кормили очень даже недурно.
* * *
Сергей Михайлович Колесов отслеживал каждый шаг московского адвоката и, когда Павлов начал спускаться в ресторан, уже поднимался по второй лестнице – с телефоном у щеки.
– На втором… – докладывал ему единственный «клещ», которому он доверял, о передвижении адвоката, – на первом… вошел в ресторан.
Колесов стремительно ворвался в коридор четвертого этажа и поманил дежурную пальцем.
– Я от Бугрова, – кивнул он, сунул в лицо служебное удостоверение и протянул руку: – Ключи от 404-го.
– Это же сам Павлов… из «Зала суда»! – испуганно моргнула девчушка и тут же решительно замотала головой: – Я не могу.
Колесов понимающе кивнул.
– Работа надоела? Оно и правильно: клиенты капризные, платят копейки. Хочешь, я прямо сейчас директору гостиницы позвоню?
Дежурная опустила глаза, и Колесов уже видел: сдастся.
– Здесь Тригорск, а не Москва, девочка, – добил он ее. – Да и ты уже большая; пора бы понимать, кто где главный.
Дежурная молча, не поднимая глаз, выдвинула ящик стола и вытащила ключи.
– Правильно, – ободряюще кивнул Колесов, – приятно иметь дело со взрослыми людьми.
Артем вышел из гостиницы через служебное помещение – спустя полминуты после того, как вошел в ресторан. Есть хотелось чудовищно. Да и мысли о том, что прямо сейчас происходит на четвертом этаже, не отпускали.
«Бедная девочка…»
Ему так и не удалось объяснить дежурной, почему не надо препятствовать тем, кто захочет войти в занятый им номер. Пришлось девчушке просто поверить, что так надо.
Обыск
Первым делом Колесов проверил вещи адвоката. Открыл портфель и тщательно перебрал все папки до единой. Затем открыл и закрыл ноутбук, потом ощупал одежду в шкафу, яростно переворошил стопку рубашек, и лишь тогда его взгляд остановился на утюге.
– Интересно, – пробормотал он, – и что же ты здесь гладил, господин адвокат?
Некоторое время Колесов размышлял, а затем стремительно прошел в ванную комнату, пару секунд осматривал помещение и вскоре выуживал запаянную в целлофан документацию из бачка.
– Ну, вот и все, – счастливо и широко улыбнулся он и вдруг вспомнил зажатые Спирским премиальные. – И пошел ты куда подальше, босс!
Теперь Петр Петрович зависел от него не меньше, чем Колесов от Спирского.
* * *
Осведомитель позвонил Спирскому, едва сумел найти себе замену на то время, пока он отойдет от спецчасти – якобы в туалет.
– Колесов уехал.
– Куда? – оторопел Петр Петрович.
– По-моему, вслед за адвокатом. Я не знаю точно, он меня на спецчасть поставил.
Спирский задумался. До этих пор Сергей Михайлович таких фортелей не допускал и сообщал все, что делает.
– А он этого… «почтальона» на выходе обыскал?
– Да, но ничего не нашел.
Это был неплохой признак. Юридически значимых бумаг в спецчасти не было, а коммерчески важные попадут к Петру Петровичу не позднее понедельника… если Колесов, конечно, выполнит обещание.
– Хорошо, держи меня в курсе.
Петр Петрович дал «отбой», некоторое время перебирал бумаги, но уже не находил себе места. Понимая, что надо выспаться и что сейчас, в субботу вечером, скорее всего, ничего уже не произойдет, он даже отправился домой, упал в кровать, но и здесь не получил ни сна, ни покоя. И вовсе не из-за этого путающего карты московского «почтальона». Перед глазами стоял Гога – первый и последний, кто сумел его обмануть.
Спирский, тогда еще Петя, как раз начал действительно звездное восхождение к вершинам бизнеса – с торговли водкой. И Гога, обычный дворовый бездельник, был одним из самых постоянных его клиентов.
Гога первым, прознав о развернувшемся в самый разгар горбаческого антиалкогольного указа бизнесе Пети, стал брать товар, в том числе и под «честное слово», – то пиво, то портвейн «Агдам», а то и бутылку «Пшеничной». Давал расписки, подолгу не платил, и Петя, глядя в налившиеся кровью глаза «клиента», понимал, что лучше потерпеть: раньше или позже, но деньги у Гоги появлялись.
Спирский перевернулся на живот и зарылся в одеяло. Он до сих пор помнил астрономическую по советским временам сумму, которую задолжал ему в тот раз Гога, – 98 рублей 32 копейки. И когда он отыскал в себе силы потребовать возврата долга, произошло неожиданное. Обычный дворовый бездельник достал из кармана солидную пачку новеньких, благородного песочного цвета сотенных банкнот.
