Понятно, что Вольдемар тут же снял маленький номер на последнем этаже гостиницы, прямо за стенкой от номера Колесова, прикрепил к стене стандартную «прослушку» и принялся терпеливо собирать информацию.
В половине десятого хлопнула дверь, и в комнате были слышны шаги, которые не затихали до одиннадцати ночи. Видимо, жилец нервничал и ходил кругами по комнате. Около полуночи в ванной полилась вода. Затем заработал телевизор, а еще через четверть часа Колесов начал набирать телефонный номер.
– Герл… – на отвратительном английском затребовал бывший офицер, – найс герл ту ми…
Вольдемар насторожился: вызов проститутки был первым внешним контактом Колесова, и, зная способности Йона, пусть и заочно, он мог предположить, что Йон этим случаем воспользуется.
По телефону что-то спросили, видимо интересуясь, какую именно девушку доставить в номер, но Колесов лишь раздраженно сопел: объясниться яснее не позволял уровень знания языка.
«Сейчас что-то произойдет…» – понял Вольдемар и приоткрыл дверь номера.
Через несколько минут в коридоре раздался звук каблучков, а мимо двери, покачивая бедрами, скользнула потертая жизнью и профессией сутенерша с толстым альбомом в полиэтиленовом пакете.
Вольдемар задумался. Йон редко использовал других людей, но еще реже он повторялся, так что сутенерша вполне могла быть нужным образом проинструктирована. Он аккуратно прикрыл дверь и припал к наушнику: дверь негромко хлопнула, и сутенерша тут же попыталась объясниться – сначала на венгерском, затем на английском и, наконец, кое-как – на русском.
– Блондинка? Фото… красивий.
Сделка
Колесов с облегчением вздохнул и, не вставая с кресла, властно протянул руку:
– Да-да, блондинка. Где там твои фотографии?
Сутенерша, качнув бедрами, сделала шаг вперед, грациозно вытащила и подала ему толстенный альбом.
«А она тоже – ничего…» – с удивлением отметил Сергей Михайлович, принял альбом и замер – мысли так и крутились вокруг его дела.
Он прекрасно понимал, что здесь, на Западе, кидают ничуть не реже, чем у нас, а потому намеревался тут же объяснить неведомому «Ною» главное. Во-первых, именно он, бывший начальник охраны Тригорского НИИ, сделал основное – взял для Спирского этот архив. Во-вторых, он, Колесов, – бывший спецназовец с богатейшим боевым опытом, и пытаться кинуть его – значит нарваться на крупные неприятности. Стоявший между ним и архивом начальник спецчасти подполковник Пахомов, ныне покойный, не понял, с кем связался, и результат, что называется, налицо. В-третьих, он отнюдь не пешка, а уже ферзь – один из немногих, прорвавшихся до конца доски.
Поэтому – никаких чеков, кроме тех, что можно обналичить в любой точке мира. Никаких «завтра». Никаких «половину сейчас, половину потом». Вот товар, будьте добры, платите. Или – или. На крайний случай он был снаряжен «по полной» – вплоть до маленького браунинга с тремя патронами, но для них же будет лучше, если крайний случай не наступит.
– М-м? – Сутенерша показала глазами на альбом, призывая поскорее начать выбор самой достойной блондинки.
Колесов усмехнулся и открыл тяжелую обложку. На первой же странице вместо фотографии была записка крупными печатными русскими буквами:
«НОМЕР ПРОСЛУШИВАЕТСЯ. ДЕНЬГИ ЗА ТОВАР ВНУТРИ АЛЬБОМА».
Сергей Михайлович дернулся и поднял глаза на сутенершу. Та с ожиданием, явно не понимая, в какую историю ее втянули, улыбалась.
– Вот дура… – болезненно хмыкнул Колесов и осторожно приоткрыл вторую страницу.
Альбом был внутри полым, и весь он был набит банковскими упаковками.
«Ай да Ной! – подумал Сергей Михайлович. – Смотри, какой широкий жест доверия!»
Его несколько расстраивали общие затраты на операцию: от проваленного уральцами заказа до десяти штук зеленых таможне – чтобы пропустили без досмотра. Но результат покрывал все. Он закинул ногу на ногу, развернул альбом так, чтобы эта дура не видела, что скрыто внутри, уселся поудобнее и вытащил одну упаковку. Потянул за полиэтилен и зашипел от болезненного укола в палец.
– Ах ты!
Колесов машинально сунул палец в рот и тут же понял, насколько плохо его дело. Губы онемели мгновенно – как от наркоза.
– Т-ты… – выдавил он, и рот открылся, да так и застыл.
Сергей Михайлович попытался встать, но ни правая рука, ни правая нога его уже не слушались, и он мягким тяжелым кулем повалился на ковер. Сутенерша подошла, наклонилась, упакованной в перчатку рукой подняла альбом и широко улыбнулась, ощерив ровные фарфоровые зубы.
– Ы-ы-ы… – затрясло Колесова.
Его парализованное тело уже начало извергать из себя сначала содержимое желудка, затем – кишечника, и в считаные десятки секунд все понимающий Колесов оказался лежащим в зловонной луже собственных нечистот.
– Да… блондинка… красивий, – кому-то сидящему за стеной сказала сутенерша, демонстративно вытащила из портфеля замаскированный под подарок сверток с документами, бросила его на середину комнаты, развернулась и вышла из номера.
Колесов уже почти не мог дышать. Изо всех сил он пытался вдохнуть хоть что-то, хотя бы маленький глоточек смрада, заполнившего номер гостиницы, но ничего из агонизирующего тела ему уже не подчинялось. А потом появился Пахомов.
Он стоял таким, каким его запомнил Колесов там, в спецчасти: спокойный, с огромным кровавым пятном на груди и мазками жирной черной сажи на лице.
– Саша, я не хотел, – не губами, чем-то другим произнес Колесов, – ты же знаешь… это случайность.
И тогда рядом с Пахомовым возник молоденький пристав, втянутый в преступление обещанием суммы, достаточной для покупки квартиры-двушки в Североуральске. Колесов ни разу его не видел, но узнал почему-то сразу.
– Ты сам виноват, – прямо сказал ему Сергей Михайлович, – и потом, я только заказчик… Это не я тебя втянул…
Пахомов и пристав молча расступились, и вперед вышли еще двое – караульные, совсем еще салаги, брошенные им без подмоги там, в Афгане. И впервые Колесову нечего было сказать.
* * *
Комиссар полиции центрального района Будапешта еще раз перечитал лежавший на столе рапорт: «…Найдено тело… принадлежит гражданину России Сергею Михайловичу Колесову… выехал из РФ месяц назад… проживал в гостинице «Штар»… обыск в номере ничего не дал… все документы и вещи на месте… допрошенные по делу работники толком ничего пояснить не смогли… хозяин гостиницы также… версия отравления не подтвердилась… дело закрыто… за отсутствием состава преступления… тело и вещи родственники забирать отказались… принято решение уничтожить путем кремирования… дата, подпись…»
Комиссар покачал головой и пробубнил: «Проклятые русские!» Занес перо над бумагой и поставил подпись: «Согласен. Комиссар полиции Центрального района. Дата. г. Будапешт» – и, подышав вчерашним перегаром токайского на резиновую печатку, приложил ее к постановлению.
