Мой непосредственный начальник — военно-морской атташе капитан 1 ранга Константин Николаевич Сухоручкин — на официальных приемах предпочитал играть роль стороннего наблюдателя и строгого критика. Это был опытный боевой офицер, умевший отдавать приказы, но не любивший играть какую-то иную роль. Для него проронить слово с гостями на дипломатическом рауте, завязать нужный деловой контакт было тяжкой мукой.
Только спустя некоторое время я, наконец, понял, что дело здесь не только в неважном знании английского языка. Просто мой шеф был банальным перестраховщиком. В любом деле каперанга Сухоручкина волновало одно: как бы, не дай бог, чего не приключилось. Ненужных осложнений он не любил. И старательно их избегал. Константин Николаевич хорошо помнил сталинские времена, из которых он прекрасно усвоил, что инициатива бывает наказуема. Сталинские порядки, очевидно, на всю оставшуюся жизнь наградили его страхом и немотой.
В разведке такой подход лишь вредил живому делу.
В девяти случаях из десяти я с Сухоручкиным не советовался и о своих делах в известность не ставил. Работал непосредственно под руководством резидента ГРУ в Лондоне или напрямую по указаниям Центра. А нередко просто брал инициативу на себя.
Чего скрывать, я недолюбливал своего шефа. Надо сказать, что и он отвечал мне взаимностью, не балуя лестными оценками и хвалебными аттестациями, которые периодически направлялись им в Центр, Константин Николаевич никогда не забывал отметить выявленные лично им недостатки в моей работе.
Для меня лондонские приемы были как для актера премьер-ный спектакль. В любой мизансцене надо было знать свой текст и уметь правильно сыграть свою роль. Знакомился я с людьми быстро и без церемоний. Подходил, скажем, на приеме к одному из гостей посольства и непринужденно спрашивал:
— Сэр, позвольте узнать, а что это за любопытный знак в вашей петлице?
И тут же добавлял:
— Извините, что не представился, — помощник военно-морского атташе. А как вас звать-величать?
Ну а он мне, скажем, в ответ заявляет:
— Я директор мукомольной фирмы.
Понятно, что этот бизнес не по моей части, и я без ЛИШНИХ словопрений отхожу в сторону. Иду к следующему гостю. Говорю ему:
— Простите, сэр, вот я вчера узнал из газет об изменении позиции правительства консерваторов в вопросе о вступлении Великобритании в Общий рынок. Что вы думаете по этому поводу?
А тот в ответ:
— Не только я, но и все сотрудники моей газеты считают, что эта позиция вполне обоснована.
Ага, — думаю я про себя, — «моя газета»…
— А какая это газета? — доподлинно интересуюсь я.
— «Дейли телеграф», — раздается в ответ.
— Ааа! Очень приятно познакомиться. Простите, сэр…
— Сэр Колин Кут. С кем имею честь?
— Евгений Иванов, помощник военно-морского атташе.
И по рюмочке, чтобы закрепить знакомство. После обмена любезностями говорю:
— Сэр Колин, я хотел бы посмотреть, как делается английская газета. Не могли бы вы доставить мне такое удовольствие?
— Отчего же, пожалуйста, — слышу я в ответ.
— А когда вам удобнее принять меня?
— Давайте в среду, на следующей неделе. Приезжайте прямо в редакцию.
Дело сделано. Желанное приглашение получено. Нужный контакт установлен.
Надо заметить, что сэр Колин Кут был во всех отношениях весьма любопытным персонажем. О его военной карьере, оборванной ранением, полученным в Первую мировую войну, я уже рассказывал. Ее продолжила карьера политическая. После демобилизации Колин Кут был избран в парламент от Либеральной партии Великобритании. Затем оставил работу в Вестминстере и занялся журналистикой.
Он был на короткой ноге и с бывшим премьером страны Уинстоном Черчиллем, и премьером нынешним — Гарольдом Макмилланом. Оба дружили с детских лет и были однокашниками в Оксфорде.
Свою журналистскую карьеру Колин Кут начал в 1923 году. Сначала он работал корреспондентом лондонской «Таймс» в Риме. По нашим агентурным сведениям журналистика, впрочем, была лишь прикрытием для его разведывательной деятельности.
Колин Кут с конца двадцатых годов работал под началом третьего по значимости человека в МИ-6 в те годы — Десмонда Мортона. Премьер-министром страны ему было поручено создание Центра промышленного шпионажа при Сикрет Интеллиджент Сервис. Этот центр должен был снабжать Уайтхолл достоверной информацией о ведущих промышленных и финансовых компаниях Европы, о структуре импорта и экспорта в экономике различных государств, о тенденциях экономического развития в тех или иных отраслях, о теневых фигурах крупного бизнеса и его политическом лобби. Так Колин Кут на долгие годы стал если не секретным агентом СИС, то, во всяком случае, информатором британской разведки по финансово-экономическим вопросам Италии, где он жил и работал корреспондентом лондонской «Таймс» в двадцатые и тридцатые годы.
Кстати сказать, свои связи с разведкой Кут не утратил ни в годы Второй мировой войны, ни после нее. Если добавить к этому, что ближайшим другом и партнером сэра Колина по гольфу был ни кто иной, как шеф британской контрразведки МИ-5 сэр Роджер Холлис, то картина вырисовывалась достаточно убедительная.
Кроме того, Центр располагал достоверной информацией о связях Колина Кута с ЦРУ В частности, редактор «Дейли телеграф» был на короткой ноге с Арчибальдом Рузвельтом, который занимал в начале шестидесятых должность резидента американской разведки в Лондоне и состоял в родстве с бывшим президентом Соединенных Штатов покойным Франклином Делано Рузвельтом.
Через неделю после встречи в посольстве сэр Колин демонстрировал мне достижения британского газетного дела.
Мы долго беседовали. Вопросы налагались один на другой. От дел газетных перешли к политике. От политики к экономике. Затем к делам военным. К войне с Германией и в Первую и во Вторую мировую.
Не прошло и часа, как я почувствовал, что нащупал общую точку соприкосновения. Сэр Колин явно не любил немцев. И я без колебаний решил воспользовался этим. Разговор переключился на германский вопрос.
Мне показалось уместным для затравки разговора на эту тему заявить, что, на мой взгляд, в Германии до сих пор не забыли священного девиза кайзеровского рейха: «Боже, накажи Англию!» Напомнив об этом, я доложил сэру Колину о том, что в военных кругах Германии Англию до сих пор называют «дер эрбфейнд» — кровным врагом.
Английские кредиты при этом, — продолжал я, — наряду с американскими продолжают работать на восстановление военной промышленности Рейна и Рура. Теперь западногерманский бундесвер, поставленный под командование бывших гитлеровских генералов, — возмущался я, — стал сильнее английской сухопутной армии!
Казалось, сэр Колин не без внимания следил за моей словесной тирадой. И я продолжал наступление на антигерманском фронте. Даже Геббельсу в его самых диких мечтах не мерещилось, что через какие-нибудь полтора десятка лет после окончания войны германские войска будут иметь свои базы на Британских островах. А германский генерал, заняв ответственейший пост в новом военно-политическом блоке, станет разрабатывать стратегические планы для Соединенных Штатов Америки и Великобритании. Я произносил эти слова с искренним возмущением в голосе, видя, как в глазах Колина Кута заблестели искорки гнева.
