Интересно, а дрова-то остались? Помнится, прошлым летом их было предостаточно – целая гора поленьев из корявых стволов выкорчеванных груш и черешен. Но дрова могли пойти на растопку чужих печей, и тогда дело плохо. Впрочем, плевать. Когда уже так плохо, что хуже не бывает, то перестаешь обращать внимание на всякие досадные мелочи. Кроме того, на даче имеется электрический обогреватель, он даже предпочтительнее камина, потому что с ним возни меньше. Включил и любуйся постепенно накаляющейся спиралью. Или, наоборот, покрепче закрывай глаза и спи.
Бондарь невольно прибавил шаг. Черная пашня завертелась и поплыла назад чуточку быстрее. Левой, подбадривал себя Бондарь, левой… левой… Каждый выдох превращался в туманное облачко, оседающее на меховом воротнике куртки. Каждый шаг сопровождался гулким ударом о мерзлую землю.
Гуп-гуп-гуп.
Если не считать этого топота, то было совершенно тихо, даже вороны перестали оглашать округу истошным карканьем, куда-то попрятавшись, а может, околев от стужи и безысходной тоски. Время приближалось к пяти, смеркалось. Бледно-желтая полоска на горизонте лишь оттеняла чернильную синеву, расплывающуюся по небосводу. И ни одного светящегося окошка впереди – поселок словно вымер. Неудивительно. Какой псих станет торчать на даче в холодном феврале?
«Такой, как ты, – ответил себе Бондарь, перебрасывая ремень сумки на отдохнувшее плечо. – Здесь для тебя самое подходящее место. Твой привал между прошлым и будущим. Может, с дачи свезут прямиком на кладбище? Хорошо бы на Новодевичье, хотя, подозреваю, решающего значения это не имеет».
Грунтовка нырнула в низину, поросшую седым камышом. По обе стороны дороги застыли два озерца, затянутые льдом. Шагая между ними, Бондарь услышал за спиной шум автомобильного мотора и оглянулся.
Его нагоняла темная «девятка», раскачивающаяся на ухабах. Отблески горящих вполнакала фар перепрыгивали с кочки на кочку, превращая заледеневшие камешки на дороге в золотые россыпи. Разглядев в сумерках цвет машины, Бондарь застыл как вкопанный.
Машина была темно-синяя.
Точно такая же, как его собственная.
Та, в которую Бондарь усадил жену и сына, небрежно помахав им рукой на прощание.
А вдруг произошло чудо, о котором он столько молил небеса? Если чудеса возможны – то только в таких вот безлюдных местах, когда сумерки мало-помалу пожирают окружающий мир, оставляя каждого наедине с неведомым.
«Ну, – вскричал Бондарь мысленно, – давай, господи! Что тебе стоит? Верни все обратно. Исправь свою ошибку. Ты не тех послал навстречу смерти, господи. Если уж есть нужда в человеческих жертвах, то возьми меня. Я готов умереть десять раз… сто… тысячу – лишь бы вернуть Наташку с Антошкой. Возьми меня, а их отдай. Слышишь, ты, всевышний! Верни их обратно, я тебе говорю!»
«Девятка», не сбавляя скорости, проехала мимо, распространяя вокруг едкий запах бензина. На ее крыше красовалась малоприметная оранжевая табличка с шашечками. Хруст гравия под автомобильными скатами показался Бондарю оглушительным. Словно по обломкам его безумной надежды проехались, а ведь она, эта надежда, была последней.
Теперь вот умерла.
– В белом венчике из роз впереди идет Христос, – пробормотал Бондарь, растирая онемевшее лицо. – Голова обвязана, кровь на рукаве, след кровавый стелется по сырой траве.
Прежде чем подняться на пологий склон, за которым начинались ряды дачных строений, он выкурил еще одну сигарету, вернее, это сделал за него ветер, опять набравший силу. Подхватив окурок, ветер расплатился за него пригоршнями колючего снега, обжегшими щеки Бондаря. Потом снег повалил гуще, стало вроде бы светлее, но ослепительная белизна была непроглядней любого мрака.
Возвращающаяся «девятка», вынырнувшая из этой молочной круговерти в ореоле электрического света, проплыла мимо расплывчатым призраком. «Остановить, что ли?» – подумал Бондарь, обернувшись. Мысль оказалась запоздалой. Рубиновые огоньки стремительно удалялись, а потом и вовсе исчезли за косым пологом метели.
Пряча лицо за поднятым воротником, Бондарь побрел дальше.
К тому моменту, когда он добрался до ворот дачного поселка, земля успела покрыться снежным покровом, на котором едва угадывалась колея, оставленная колесами такси. И кого это сюда черти принесли?
Бондарь снова оглянулся. Его собственные следы виднелись пока отчетливо, но невозможно было разобрать, что творится там, откуда тянулась эта цепочка. Все утонуло в белом тумане.
* * *
Вернувшись в свой кабинет, Роднин остановился у окна, за которым разыгралась настоящая метель. Чем дольше он обдумывал предложение Волопасова, тем больше оно ему нравилось.
Он всегда симпатизировал Бондарю. Открытый, прямой (даже чересчур открытый и прямой по меркам ФСБ), надежный, безотказный. В нем ощущалось настоящее мужество, позволяющее выстоять там, где обычный человек ломается. Скорее всего Бондарь справится со свалившейся на него бедой самостоятельно, но на это уйдет очень много душевных сил и времени. Сколько продлится кризис? Неделю, месяц? Не лучше ли вмешаться в этот болезненный процесс?
Напряженная работа – лучшее лекарство от любой хандры. Настоящий мужик хиреет без дела. Ответственное задание заставит Бондаря встряхнуться, взять себя в руки, мобилизовать всю энергию. Вот и отлично. Пусть чувствует себя нужным, даже незаменимым. Для человека его склада это крайне важно.
Роднин сел за стол и включил монитор компьютера. Его пальцы становились довольно неуклюжими, когда приходилось нажимать клавиши, поэтому он не слишком любил просматривать электронные досье сотрудников. Личное дело Евгения Николаевича Бондаря, помещенное в базу данных ФСБ, до сих пор не было затребовано его непосредственным начальником ни разу. Прежде Роднину хватало сведений, хранящихся в стандартной серой папке с красной диагональной полосой, заменявшей гриф «Совершенно секретно».
Это означало, что любые сведения, касающиеся капитана Бондаря, могут быть разглашены лишь через полвека, хотя это еще бабушка надвое сказала. Лубянка не любила делиться своими тайнами ни с широкой общественностью, ни с узкими кругами специалистов.
Прозападным демократам это активно не нравилось, хотя аналогично поступали спецслужбы во всем мире. Подобная жесткость в подходе к совершенно секретным документам была придумана не российскими чекистами. Ее продиктовала специфика работы спецслужбы и интересы безопасности государства. Вам хочется, чтобы тайное стало явным? Тогда читайте «желтую» прессу, где полным-полно всяких сенсационных разоблачений. Голая правда слишком страшна и уродлива, чтобы выставлять ее на всеобщее обозрение.
Некоторое время назад в Германии и странах Балтии были опубликованы рассекреченные списки агентов и секретных сотрудников тамошних спецслужб. Ничего, кроме морального и политического вреда, такие действия не принесли. В угоду американским спонсорам были сломаны тысячи человеческих судеб, люди подверглись запретам на профессию и судебным преследованиям. Фактически их сделали изгоями общества.
