Ханчев продолжал говорить, но смысл его слов перестал доходить до Галиного сознания. Виной тому был отчетливый шорох, прозвучавший слева. Повернувшись на звук, Гала обнаружила, что густые тропические кусты, которые только что были совершенно неподвижными, слегка покачиваются.
Шорох повторился. Закричали дурными голосами разноцветные попугаи, запертые в клетках. Фыркнула под стеклянным потолком воробьиная стайка. Мужчины наверху зааплодировали.
Через секунду Гала забыла об их существовании. Она забыла также о том, что является студенткой московского института, вполне просвещенной девушкой, знающей, в каком возрасте потеряла невинность Бритни Спирс, что такое «Оскар», чем отличается пирсинг от серфинга и где приблизительно пролегает граница между Европой и Азией. Потому что эти и многие другие сведения, почерпнутые Галой за годы сознательной жизни, оказались совершенно бесполезными перед возникшей угрозой. Она смутно догадывалась, что последует за шуршанием зарослей, но, когда ее худшие опасения подтвердились, шок оказался столь сильным, что Гала потеряла способность двигаться.
Длинное рыло, высунувшееся из кустов, развалилось пополам, демонстрируя темный зев и длинные ряды криво торчащих клыков. Оттуда потянуло гнилостным зловонием, явственно ощутимым среди благоухания сада. Выбравшись на открытое пространство, чудище пружинисто приподнялось на передних лапах. «Какие длинные, – изумилась Гала. – Почему крокодилов всегда рисуют на коротких ножках, если на самом деле это совсем не так?»
Глупый, бессмысленный, несвоевременный вопрос!
Издав уже знакомое Гале мычание, крокодил проворно заковылял вперед.
– А! – тонко закричал попятившийся Каменир. – А! А! – Крутнувшись волчком, он пустился наутек, не разбирая дороги.
Если бы не его прыть, Гала так и осталась бы на месте. Но пример преподавателя вывел ее из транса. Раскрытая пасть находилась в каких-нибудь десяти шагах, когда Гала обнаружила, что тоже бежит – бежит куда глаза глядят, бежит сломя голову, надсаживая голосовые связки:
– Мама! Мамочка! Мама!
Крокодил повел себя так, словно призывали именно его, а не какую-то неизвестную ему маму. Сравнявшись ростом чуть ли не с догом (так померещилось озирающейся назад Гале), он помчался за ней, стремительно переставляя мускулистые лапы. Напрягшийся хвост не волочился, а летел следом.
Увидев перед собой груду камней, увитых зеленью, Гала в мгновение ока очутилась на вершине. Она и думать забыла о том, как выглядит в своем свитере на голое тело. Ей было плевать на наблюдающих за ней мужчин. Она не чувствовала боли в разбитых о гранит ступнях. Она просто балансировала на верхнем камне, надеясь, что не грохнется к подножию насыпи, где ее подстерегало гигантское чудовище.
Крокодил стоял на прямых лапах, поводя боками. Воздух, бьющий из его ноздрей двумя тугими струями, вздымал пыль и шевелил листья, покрывавшие декоративные камни.
Сверху что-то прокричали. Машинально поднявшая голову Гала увидела рыжего мужчину, приветствующего ее поднятым бокалом, и потеряла равновесие. Это спасло ей жизнь, хотя Гала об этом не догадалась. Опрокинувшись спиной назад, она сильно ударилась затылком об землю. За мгновение до этого крутнувшийся на месте крокодил взмахнул двухметровым хвостом и сшиб тот самый камень, на котором она только что стояла.
Бац! В глазах у нее потемнело и заискрилось. Она не сразу поняла, почему одна из искр застыла во мраке, сделавшись неправдоподобно крупной и отчетливой. Так выглядит смерть? Нет, так выглядело ночное небо, украшенное одинокой звездой. Зависнув над прозрачной крышей, звезда равнодушно смотрела на распростертую Галу.
Услышав громыхание потревоженных камней, она вскочила и во весь опор помчалась в дальний конец помещения, надеясь, что обнаружит там какую-нибудь дверь. Ведь не может быть так, чтобы вообще не было выхода, правда? Не может быть так, чтобы живых людей бросили на съедение кровожадным хищникам, причем не где-нибудь в диких дебрях Амазонки, а в центре современной Москвы!
– Не может, – всхлипывала Гала, прислушиваясь к преследующему ее шуршанию листвы. – Нет-нет-нет.
* * *
Каменир прекрасно знал, чем заканчиваются подобные игры в кошки-мышки. Пока что не на собственном опыте. На печальном опыте девицы из МГИМО, фамилия которой давно вылетела из головы. Эксперименты над ней велись методом проб и ошибок, наугад. Под конец она оказалась настолько затурканной и отупевшей, что использовать ее по назначению не представлялось возможным. Отпускать к папе с мамой тоже было нельзя. Вот Кочер и скормил ее своему домашнему монстру. А Каменира заставил смотреть, дабы тот сделал соответствующие выводы.
Выводы сделаны были, но постепенно перестали казаться такими уж важными.
Со временем любое, даже самое кошмарное зрелище бледнеет в памяти. Как яркая фотография, полежавшая на солнце. Изображение тускнеет, мутнеет, теряет краски. Прошло некоторое время, и Каменир сумел позабыть свой предыдущий визит в зимний сад Роберта Оттовича. Теперь же воспоминания нахлынули на него с новой силой. И он твердо знал, что пресмыкающаяся тварь рано или поздно доберется до каждого, кто находится в помещении.
Та первая девчонка была шустрой, как мартышка, но все равно кончила плохо. Крокодил неутомимо преследовал ее по всему саду, а когда жертва решила найти спасение на одной из поперечных балок, попросту сшиб ее оттуда мощным ударом хвоста. Точь-в-точь, как он попытался проделать это с Андрусюк, взобравшейся на кучу камней.
– Ах ты, гадина! – вырвалось у Каменира, когда крокодил промахнулся. Ругательство было адресовано не крокодилу, а девушке, умудрившейся вовремя сверзиться с возвышения.
Обескураженный крокодил возобновил было погоню, но вскоре остановился, то ли выбившись из сил, то ли потеряв интерес к намеченной жертве.
Его длинная голова, увенчанная костяным гребнем, медленно повернулась в сторону Каменира. Лапы пришли в движение. Он не бежал, он тяжело волочился по земле, однако эта тактика была не менее опасной. Крокодил решил взять добычу измором. В помещении, размером со спортивный зал, можно было уворачиваться от него, может быть, и долго, но не вечно.
– Пшел вон! – истерично завопил Каменир, не обращая внимания на злорадный хохот, прозвучавший сверху. Лично он не видел в своем положении ничего смешного. Вот ползущего к нему крокодила – видел, очень даже хорошо. И кричал на него, как на приблудного пса из подворотни. – Пшел, тебе говорят! Фу! Девку хватай, сволочь! Ее! Ее!
Как Каменир ни тыкал пальцем в суматошно мечущуюся по саду Андрусюк, натравить на нее зверя не удалось. Извиваясь всем туловищем, он неумолимо надвигался. Краем уха слыша насмешливые возгласы своих палачей, Каменир потрусил прочь.
Экономя силы, он рассчитывал обогнуть островок манговых зарослей и зайти преследователю в тыл, но не тут-то было. Когда взмокший Каменир обогнул кусты и вновь ступил на дорожку, крокодилья пасть оказалась так близко, что можно было ощутить исходящий из нее запах дохлятины. Зверь перехитрил человека, предугадав его маневр.
