– Рассказывайте ваш стишок, – предложила Даша, деликатно полуотвернувшись, чтобы облегчить Бондарю задачу.
Он кашлянул:
– Довольно глупые вирши, честно говоря. Сам не знаю, где я их вычитал.
Даша упорно смотрела на проносящиеся мимо машины. Ее русые волосы, отброшенные поверх воротника серой куртки, струились на ветру. Бондарь тоже отвернулся. Пройдя еще несколько шагов, он заговорил, обращаясь как бы вовсе не к девушке, а к серой реке, закованной в истончавшие ледяные доспехи:
– Прошептал из ямы череп тайну гроба своего. – Бондарь яростно затянулся. – Мир лишь луч зари вечерней, остальное – тень его. Дальше не помню.
Еще одна затяжка, и окурок покатился по гранитному откосу.
– Это, кажется, Рыбаков, – сказала Даша.
– Мизантроп чертов, – буркнул Бондарь. – У него что, все стихи такие?
– Нет. Да и этот не такой мрачный, как можно подумать.
– Не мрачный, значит, – с сомнением повторил Бондарь.
– Конечно. Потому что в следующем четверостишии говорится: «Хватит ужасы пророчить, вот каким был мой ответ. Мир лишь тень короткой ночи, остальное – вечный свет». – Без всякого перехода Даша повернула голову и спросила: – Вам плохо, да? У вас случилось какое-то горе?
* * *
В таких случаях нужно срочно переходить в глухую защиту. Лучше даже в нападение. Чтобы не доставали расспросами и соболезнованиями. Не охали, любопытно округляя глаза. У вас горе? Надо же! Сынок, говорите, погиб? И жена? Ай-яй-яй, какое несчастье. И как вы теперь один справляетесь? Вторично жениться пока не надумали? Нет? Напрасно, напрасно. Слезами горю не поможешь, нужно жить настоящим, а не прошлым.
– У меня все в порядке, – отчеканил Бондарь.
– С такими глазами? – усомнилась Даша.
– С какими?
– Словно вам воткнули в спину нож и проворачивают его время от времени. А вы делаете вид, что вам совсем не больно.
– Понятия не имею, о чем вы толкуете, – расхохотался Бондарь. – Глядите. – Он даже не поленился повернуться, демонстрируя девушке спину. – Никакого ножа, никакой раны. Убедились?
Даша неодобрительно качнула головой:
– Вы лучше не смейтесь, если вам не хочется.
Бондарь согнал с лица натянутую улыбку и сказал:
– Не буду. Тем более что пора переходить к делу.
– Переходите. Только без этих ваших душещипательных историй про муки ревности, ладно?
– Договорились.
– Тогда начнем. – Даша остановилась, повернувшись лицом к Бондарю. Ее глаза предостерегающе прищурились. – В институте вы сказали, что хотите поговорить про Галину Андрусюк. Почему она вас интересует?
– Мне шепнули, что вы – последняя, кто ее видел, – начал Бондарь.
Даше такое вступление определенно не понравилось.
– Сначала ответьте на мой вопрос. Вы кто?
Признаться? Или представиться специалистом по проведению статистических исследований? Нутром Бондарь чувствовал, что на этом его короткое знакомство с Дашей Королевой закончится. Она не простит ему очередную ложь. Развернется и уйдет, не оглянувшись. Наивная идеалистка, убежденная, что в этом мире можно прожить без лжи. Маленькая поборница справедливости, которую продвинутые сверстники наверняка считают белой вороной. Клюют, насмехаются, норовят ущипнуть побольнее. Как же ей удается оставаться самой собой, когда вокруг все только и стремятся обмануть друг друга? Ловчат, хитрят, юлят, распускают перья, пыжатся, каркают. Трудно живется белой вороне. Но менять масть она не собирается. Стоит на своем, и баста.
– Вы кто? – снова спросила Даша. Ее корпус совершил при этом едва заметный поворот. Она не надеялась услышать правду и в самом деле готовилась уйти.
– Федеральная служба безопасности России, – произнес Бондарь, дивясь своему неожиданному решению сказать правду.
– Я так и знала, – облегченно выдохнула Даша.
– Почему же тогда согласилась со мной встретиться?
– Потому и согласилась, что догадалась.
– Странно, – пробормотал Бондарь.
– Что в этом странного? – удивилась в свою очередь Даша.
– Обычно люди неохотно идут на контакт с представителями нашей профессии.
– Я тоже не в восторге от необходимости сотрудничать с КГБ.
– ФСБ, – машинально поправил Бондарь.
– От того, что у вашей конторы другое название, ее суть не изменилась.
– А зачем ее менять? Нормальная суть, правильная. Защищать государство от посягательств врагов – что может быть благородней?
– И преследовать инакомыслящих, – заметила Даша.
Бондарь усмехнулся:
– Если инакомыслящие тупо норовят развалить или по крайней мере обгадить дом, в котором живут, то как прикажете с ними поступать?
– Ладно, все это философия. Я согласилась дать показания, потому что беспокоюсь за Андрусюк.
– Показания! Зачем так официально?
– Пусть будет официально, – сказала Даша. – Я готова подать письменное заявление, если надо.
– Пока что такой необходимости нет, – заверил ее Бондарь.
– Как хотите. Если бы сегодня не появились вы, я все равно обратилась бы в милицию. Кстати, у вас есть какой-нибудь документ, подтверждающий вашу личность?
Заглянув в служебное удостоверение, предъявленное Бондарем, Даша успокоилась и заговорила.
Три дня назад после занятий она стала свидетельницей оживленной беседы между преподавателем Камениром и студенткой Андрусюк. Они долго стояли на аллее возле института, а потом расстались. Как выяснилось, не надолго. Каменир сел в свою машину – ее номер был продиктован рассказчицей, – потом выехал на дорогу и подобрал Андрусюк, поджидавшую его возле остановки.
Сокурсница показалась Даше оживленной и даже веселой, хотя в последнее время пребывала в мрачном настроении. Она задолжала большую сумму одному армянину, приторговывающему в институте наркотиками.
– Употребляла? – коротко спросил Бондарь.
Хмуря густые брови, Даша ответила:
– Окончательно сесть на иглу не успела, однако наркотиками баловалась частенько. Тусовалась с кем попало, жила в общаге, родители в Туле. Обычное дело.
– То-то и плохо, что обычное. – Закурив, Бондарь задал новый вопрос: – Как зовут армянина и где его можно найти?
– Левон, кажется… Нет, Тигран. Примерно в полдень подъезжает к институту и снабжает дурью желающих. Машина приметная – иномарка канареечного цвета, полуспортивная. – Что-то прикинув в уме, Даша добавила: – Но Тигран тут ни при чем, ему многие должны. Таких он просто заставляет отрабатывать.
– Феодал хренов.
