– Закончил? – спросил Штейн, поднимая взгляд на умолкшего Макса. – Что ж, звучит довольно убедительно. – Он понятия не имел, насколько убедительны были оправдания Макса, но это не имело значения. – Тем не менее промах остается промахом, парень.
– Я готов исправить свою ошибку, – быстро сказал Макс, так и не решившийся присесть без разрешения хозяина кабинета.
– Ошибку исправила твоя напарница, – проворчал Штейн. – Пристрелила твою знакомую в туалете, рискуя быть схваченной на месте преступления. Ты подверг ее неоправданному риску. Ты всех нас подверг неоправданному риску, парень.
– Я счастлив, что все обошлось.
– Обошлось? А вдруг шлюшка успела запомнить номер твоего автомобиля и шепнуть его Бондарю?
Задав этот вопрос, Штейн уставился на провинившегося агента тем взглядом, который принято называть пылающим от гнева. На самом деле он испытывал холодное спокойствие. Раз уж произошла осечка, то теперь необходимо произвести новый выстрел и убить одновременно двух медведей, то есть зайцев. Убить и поделить их шкуры. Медвежьи или заячьи?
Так и не найдя ответа на собственный вопрос, Штейн сказал:
– Ладно, поскольку ты готов искупить вину, я дам тебе этот шанс. Сразу после нашего разговора позвонишь Евгению Бондарю и скажешь, что с тебя довольно…
– С меня довольно, – эхом отозвался Макс, после чего насторожился. – В смысле?
– Ты выходишь из игры, потому что ненавидишь нас, американцев.
– Но это не так! Я отношусь к вам с огромным уважением.
Господи, до чего же тупы эти братья-славяне! Вздохнув, Штейн терпеливо пояснил:
– Это будет блеф, обман. Ты только притворишься, будто намереваешься выдать всех, кого знаешь.
– Зачем? – спросил Макс.
– Чтобы москвич клюнул на нашу приманку. И тогда он узнает, почем фунт изюма.
– Лиха.
– Я и говорю: лиха, – отмахнулся Штейн. – Что за идиотская манера перебивать?
– Я не перебиваю, – сказал Макс, – я просто…
– Вот и не перебивай, а лучше слушай меня внимательно. Итак, ты назначишь москвичу встречу, оговорив, что она должна состояться непременно в автомобиле. В его или в твоем, это не имеет значения.
– Почему именно в автомобиле?
– Потому что ты боишься за свою шкуру, парень, – с видимым наслаждением произнес Штейн. – Вздрагиваешь от каждого шороха, пугаешься собственной тени. А в машине тебе спокойней.
– Угу, – неуверенно согласился Макс, который очень сомневался в том, что будет чувствовать себя спокойно, оставшись с глазу на глаз с офицером ФСБ. – И что дальше? Бонд… То есть Бондарь выслушает меня, наденет на меня наручники и отвезет куда следует. Или попросту утопит в море.
– А твой верный пневматический пистолет на что? – ободряюще улыбнулся Штейн. – Вот, кстати, он. – На стол легла злополучная разборная трубка, с которой для Макса началась беспросветная полоса неудач. – А это противоядие. – Рядом с трубкой появилась ампула. Внешне она ничем не отличалась от тех, которыми Макс пользовался при ликвидации братьев Пинчуков. Только на этот раз ампула содержала в себе не нитрат амила, а раствор димедрола. – Атропин у тебя остался, – сказал Штейн. – Синильная кислота тоже. Так что действуй… – Он не удержался от шутливого напутствия: – Действуй, наш русский Рэмбо.
– Украинский, – пробормотал Макс, не решаясь прикоснуться к лежащим на столе предметам.
Штейн открыл ящик, ткнул пальцем в первую попавшуюся папку и значительно произнес:
– Тут твое будущее, парень. Все необходимые документы, новый паспорт с визой, даже авиабилеты. Отъезд, – Штейн посмотрел на часы, – сегодня в девятнадцать ноль-ноль. Сначала посольская машина доставит тебя до Киева, а оттуда ты вылетишь прямиком в Нью-Йорк. Или ты передумал?
– Разве я похож на сумасшедшего?
С этими словами Макс потянулся к заветной папке.
– Hands off! – Штейн резко задвинул ящик, едва не прищемив отдернувшиеся пальцы. – Убери руки!
– Но я хочу взглянуть, – упорствовал Макс. – Хотя бы одним глазком.
– Сначала докажи, что заслуживаешь этой чести. Иди. Надеюсь услышать от тебя хорошие новости не позже полудня.
Штейн ободряюще улыбнулся. На самом деле он надеялся больше никогда не услышать опостылевший голос Макса. Что ж, похоже, это было их последнее свидание. Ведь парень обречен, как и его жертва. Сидя в машине, оба скончаются через несколько секунд после того, как вдохнут испарения синильной кислоты. Разумеется, Макс об этом не подозревал.
– Ладно, – решился он и сгреб со стола выданное ему снаряжение. – Сделаю. До встречи.
– Скоро увидимся, парень, – крикнул ему Штейн вслед.
А когда дверь за посетителем закрылась, досадливо поморщился. Буквальный смысл собственной фразы показался ему зловещим.
XXII. Смерть да смерть кругом…
Завтрак прошел в чинном молчании. Бондарь не поднимал глаз от тарелки. Оксана осторожно щипала листья салата припухшими после вчерашнего губами. Пинчук жаловался на невыносимую головную боль, жевал вяло, постоянно щупал пульс.
– У тебя нездоровый вид, – заметила Оксана, сквозь бледную кожу которой отчетливо проглядывали темные провалы глазниц. – Поезжай-ка ты в больницу, милый.
– Наверное, давление подскочило, – пожаловался Пинчук. – Представляешь, маленькая, я сегодня еле продрал глаза. Так и умереть во сне недолго.
– Но я же рядом, милый. Всю ночь тебе испарину со лба вытирала. Тебя мучали кошмары.
– Да? А я не помню, чтобы мне что-то снилось.
– Ты скрипел зубами и звал свою маленькую.
– Извини, – потупился Пинчук.
– За что, милый?
– Но я же мешал тебе спать!
– Да, ночка выдалась бессонная, – вздохнула Оксана, стрельнув блудливым взглядом в сторону напрягшегося Бондаря.
Ох уж эти бабы, подумал он. Врет Библия, что Еву пришлось соблазнять райским яблочком. Она его сама выхватила – прямо у змея из глотки.
– Спасибо за угощение, – поблагодарил он, вставая.
– Какие планы на сегодня? – вяло спросил Пинчук.
– Там видно будет, – туманно ответил Бондарь, бросив быстрый взгляд на невинно хлопающую ресницами Оксану.
– А Григорий Иванович поедет в больничку, правда, Григорий Иванович? – промурлыкала она, вытирая салфеткой жирные губы мужа.
С ума сойти от такой идиллии! Покидая столовую, Бондарь едва удержался от желания хорошенько хлопнуть дверью, а поднявшись к себе, изничтожил три сигареты подряд и долго чиркал зажигалкой, как бы замышляя поджечь змеиное гнездо, куда занесла его нелегкая.
* * *
Телефонный звонок застал его за энергичным отжиманием от пола: семьдесят пять, семьдесят шесть, семьдесят семь…
