Восторженное предвкушение сюрприза, который она собиралась
сделать ему, достигло своей наивысшей точки, когда они рука об руку спустились
вниз по лестнице. Софи провела его по узкому коридору в комнату, низко держа
свечу, чтобы в первый момент он ничего не мог разглядеть.
Криспин никогда не был здесь и не подозревал о существовании
потайной комнаты под отцовским столом. Однако то, что он увидел, когда Софи
подняла свечу высоко над головой, буквально поразило его.
— Проклятые тетушки! — Его глаза округлились от
изумления. Они стояли посреди маленькой комнаты, стены которой были сплошь
покрыты зеркалами. Поверхность каждого зеркала пересекали шесть устланных
бархатом полок. На каждой полке лежало по восемь — десять драгоценных вещиц,
которые были тщательно рассортированы: рубины с рубинами, изумруды с
изумрудами, сапфиры с сапфирами, жемчуга с жемчугами. Здесь были серьги и
кольца, скипетры и эфесы шпаг, браслеты, пояса, броши, пряжки, короны, стоячие
воротники и ожерелья всевозможных форм и размеров, но непременно
инкрустированные драгоценными камнями.
— Ты сказочно богат, — заявила Софи, принимая у
Криспина из рук поднос с едой. — А еще ты сын вора.
— Нет. Это невозможно, — глухо вымолвил Криспин, и
глаза его стали огромными от ужаса.
— Смотри. — Софи протянула ему пачку бумаг. —
Я нашла их здесь. Подробный каталог «коллекции» Хьюго, графа Сандала, с
указанием даты и обстоятельств получения каждой вещи. К сожалению, он опускал
способ их получения. Некоторые записи просто великолепны. Мне больше всего
понравилась от тринадцатого июня 1567-го. В тот день у него было любовное
свидание с графиней В., во время которого он умудрился вытащить ее кольца из
тайника под полом.
Криспин выхватил у Софи бумаги и стал судорожно
перелистывать их при тусклом свете свечи. Он пробегал глазами по строчкам,
задерживаясь на особенно выдающихся «подвигах» отца, сравнивая предметы,
выставленные на полках, с их описанием в каталоге, составленном, кстати, не в
алфавитном порядке.
— Здесь есть несовпадения, — сказала Софи, когда
Криспин досмотрел каталог до конца. — Я не нашла некоторых вещей,
обозначенных в каталоге. Я думаю, тебе следует попробовать вернуть их. Лично я
с большим удовольствием взглянула бы на рубиновый браслет, который твой отец
снял с руки самой королевы, ублажая ее под столом на званом обеде.
— Я покажу тебе его, когда мы выберемся отсюда, —
небрежно отозвался Криспин.
— Ты хочешь сказать, что знал об этом?
— Нет. И все еще не могу в это поверить. Но среди
прочих секретов, которые утаивал от меня мой дом до сегодняшнего дня, оказалось
несколько тайников с драгоценностями. Конечно, не таких… — Криспин обвел рукой
комнату. — Но в каждом было по несколько очень дорогих вещей, в том числе
и этот браслет.
Криспин отложил каталог в сторону и еще раз огляделся. И
вдруг начал безудержно хохотать. Неудивительно, что ему послышался голос отца,
когда они спускались по лестнице. Его дух наверняка по сей день охраняет эту
тайну от постороннего взгляда. Дорогой Хьюго, совершенный, изысканный Хьюго,
Хьюго, для которого были гостеприимно раскрыты все двери и женские объятия,
Хьюго, которого все обожали, Хьюго — автор мудрых изречений, Хьюго — образчик
дворянской чести, Хьюго — его отец, на которого Криспин никогда не был похож —
оказывается, крал драгоценности. Что может быть лучше?
И что скажут на это тетушки? В этот момент в голове у
Криспина настойчиво зазвучал предостерегающий голос, советующий поскорее уйти
отсюда и не разглашать тайны, ему не принадлежащей, не рисковать фамильной
честью. Криспин вдруг понял, что его отец был порабощен тетушками, как теперь и
он сам, что «твой отец, наш брат, дорогой Хьюго» страдал от этой кабалы не
меньше, чем теперь страдает его сын. И ужасная статуэтка на столе давала ему
возможность сбежать от них, побыть одному.
И давала возможность получить удовлетворение. Проникнувшись
новым чувством к отцу, испытывая к нему сострадание, Криспин широко распахнул
ему свои объятия.
— Не волнуйся, отец, — сказал он вслух, — я
не скажу об этом тетушкам. — И словно по волшебству, голос, тревожащий
его, стих.
Криспин повернулся к Софи, но она стояла к нему спиной.
Проглотив половину спаржи и все вишни, она сдула пыль с рубиновой диадемы и
водрузила ее себе на голову. Затем просунула в уши подходящую пару серег и
застегнула на шее стоячий воротник. После чего сбросила с себя шелковую рубашку
и предстала перед Криспином полностью обнаженной.
Она была похожа на богиню, императрицу, небесное создание,
сошедшее на землю, на сирену, колдунью — она была бесконечно, невыразимо
прекрасна. Криспину захотелось прикоснуться к ней, дотронуться до ее кожи,
чтобы убедиться, что это реальность — что она здесь, рядом с ним. Софи бросала
вызов воображению Криспина, его разуму, способности что-либо понимать, во
что-либо верить. Осыпанная рубинами, она сверкала и сияла, и этот свет проникал
Криспину в душу.
Не в силах сдержать своего восхищения, он приблизился к
Софи. Они прикоснулись друг к другу сначала издали, постепенно сближаясь. С
каждым шагом Криспин освобождался от очередного предмета туалета, и наконец
между их нагими телами не осталось преград. Они стояли совсем рядом, не в силах
оторвать друг от друга глаз и напрочь забыв о еде.
Криспин расстелил шелковую рубашку на полу, и они легли на
нее: Софи на спину, он рядом. Криспин протянул руку и нащупал рубиновое
ожерелье — два крупных камня на золотой цепи. Раскачивая его как маятник, он
провел им по ее груди, животу, прекрасному холму в излучине бедер.
Ощущение гладких камней и неровной поверхности цепи вызвало
у Софи дрожь во всем теле. Она шептала имя Криспина.
— Криспин, войди в меня.
Эти слова прозвучали как-то особенно, и Криспин поспешил
вкусить амброзию с ее пахнущих вишней губ. Их поцелуй сначала был легким и
нежным, но постепенно наполнялся страстностью. Они целовали и ласкали друг
друга как одержимые, стремясь не пропустить ни единой частички тела. Они
упивались вкусом, запахом, ощущением друг друга и их тела жаждали продолжения
этой любовной увертюры.
Их губы соприкоснулись, и она почувствовала, как Криспин
движется внутри ее. Поцелуй становился все более ненасытным, яростным. Софи
сначала медленно, потом быстрее стала двигаться кругами в такт ему. Она
приподняла голову и потянулась вперед, чтобы Криспин мог целовать ее грудь.
Не отводя от нее глаз, он осторожно сжал губами розовый
сосок. Едва прикоснувшись к нему, он оставил его ради второго. Лаская соски
попеременно то языком, то губами, он добился того, что они затвердели. Софи
застонала громче.
Она остро ощущала каждое прикосновение Криспина к своей
груди, возбуждение горячими волнами растекалось внутри ее. Софи начала
двигаться энергичнее, пользуясь свободой своего положения сверху.
Тусклый свет свечи дрожал в тысячах граней драгоценностей,
которые их окружали, отражался в зеркалах, наполняя комнату разноцветным
блеском. На груди у Криспина, на щеках Софи, на ее руках и шее плясали десятки
крохотных радуг. Их слившиеся тела растворялись в водовороте цветных искр.
Радуги преломлялись в тех местах, где их тела соприкасались, отскакивали от
кончиков пальцев, дрожали на губах, окружали их огненным шлейфом. Сияющие камни
падали с полок, чтобы присоединиться к их прекрасному действу, чтобы дать им
свое благословение, благословение вора, давно отошедшего в иной мир.
