– Что ж ты делаешь, сука? – плаксиво спросил Жора, в грудь которого вонзилось не только стекло, но и железо. – Я же ранен.
– Сочувствую, – сказал Корольков, повторяя маневр.
– Ах-х…
Вокруг разлетелись вырванные с «мясом» пуговицы. Жора попытался приподняться самостоятельно, но опять упал лицом вниз. Из его глотки вырывались бессвязные хриплые звуки. Корольков выкрутил ему руку, завладел барсеткой и с удовольствием пнул раскачивающуюся у его ног голову.
– Понял теперь, кто я и кто ты?.. Понял?..
Отведя таким образом душу, он стиснул ремешок барсетки зубами и ринулся к выходу, помогая себе обеими руками. Спрыгнул на землю.
– Не уходи! – утробно рычал оставшийся в ловушке Жора. – Вернись, мать твою, вернись, сволочь!.. Игорек… Братишка… ЛЕ-ОО-НЧИ-ИИИК!..
– Какой я тебе, на фиг, Ленчик…
Беспрестанно оглядываясь на искореженный вертолет, под которым уже полыхала лужа керосина, Корольков побежал прочь так быстро, как только мог. Пламя за его спиной стремительно разрасталось, становилось все ярче, все выше. Вот-вот рванет.
Испуганно тараща глаза, Корольков приготовился упасть на землю.
– Дальше беги! – крикнул ему Громов. – Сгоришь!
Оглянувшись еще раз, Корольков понял, что пока не отбежал на безопасное расстояние. Когда баки с горючим взорвутся, его, даже лежачего, запросто может сжечь тепловой волной. Напрягая все силы, он пробежал еще десяток метров, после чего упал на землю и зажал уши ладонями. Через пару секунд один за другим гулко взорвались вертолетные баки. Королькова ощутимо тряхнуло. По земле прошлась шрапнель из стальных деталей и алюминиевых заклепок. В небо взмыл гудящий столб пламени, вжавшемуся в землю Королькову опалило волосы на макушке и затылке. Пиджак на спине сделался таким горячим, что едва не загорелся.
Корольков не поддался искушению провалиться в бездонный колодец забытья, а заставил себя вынырнуть из темноты и встать. Голова шла кругом, земля кренилась то вправо, то влево. Шагая по этой кренящейся земле, он слышал, как трещит за спиной горящий вертолет, но не оглядывался, а смотрел прямо перед собой, где стояли, освещенные заревом, Громов и его дочь.
Подошва одного ботинка тлела, пришлось хорошенько повозить ее по земле, прежде чем продолжить путь.
– Вот что такое: «земля горит под ногами», – приговаривал Корольков, пристроивший барсетку под мышку. – Горит земля… Горит…
Чем дальше он уходил от бушующего пламени, тем прохладнее становился воздух, обвевающий лицо. Глаза Королькова, едва не лопнувшие от жара, теперь слезились. Расстояние до неподвижных фигур Громова и его дочери постепенно сокращалось. Уже можно было различить соболезнующее выражение их лиц. Они так ничего и не поняли. Они никак не могли взять в толк, что Корольков, над которым они постоянно насмехались, возвращался победителем.
– Нашел, – слабо воскликнул он, размахивая горячей барсеткой.
Пройдя еще несколько метров, он пошатнулся и снова опустился на землю. Его подташнивало от усталости, сил почти не было. Прижимая к груди так трудно давшуюся ему добычу, он криво улыбался, глядя снизу вверх на приблизившихся спутников.
Громов наклонился над ним, ощупывая руки и ноги, о чем-то спросил. Смысл вопроса не дошел до сознания Королькова, поэтому он только покачал головой и улыбнулся еще шире. Потом заговорила Ленка, чей голос постепенно пробился сквозь туман, наполнявший голову Королькова, как вата.
– …ся тро…
– Что-что? – переспросил он.
– Говорю, похвастайся трофеем, герой.
– А, пожалуйста.
Кое-как справившись с защелкой, Корольков открыл барсетку и принялся рыться внутри, отбрасывая бесполезные кредитные карточки, документы, ключи и прочую ерунду. Последним предметом, извлеченным наружу, оказалась шелковистая на ощупь белая тряпица. Развернув ее, Корольков не сразу осознал, что держит перед собой обыкновенные женские трусы.
– Что это? – тупо спросил он.
– Известно что, – фыркнула Ленка.
– А где деньги? Где пятьдесят тысяч долларов?
– Главный выигрыш достался не тебе, – сказал Громов. – Ты заслужил лишь утешительный приз. Сувенир на память.
– Но я же рисковал… Так нечестно…
– Все претензии к небесной канцелярии, парень.
– Замолчите!.. Вы… вы…
Корольков не договорил, упал лицом на колени и заплакал.
Громов отвернулся и пошел прочь. Это было не то горе, которому можно помочь дружеским участием. Это были не те слезы, которые вызывают сочувствие.
Глава 19
Укрощение строптивой
Очнувшись, Наталья Чуркина первым делом хорошенько протерла глаза, но окружающая обстановка от этого не изменилась. Наталья лежала на полу самой настоящей юрты с грязным войлочным пологом. Наверху, в центре шатра, зияла круглая дыра, в которую проникал дневной свет, но был он скуден и тускл, а потому в юрте горела плошка, подвешенная к шесту. Принюхавшись, Наталья почувствовала запах прогорклого жира, который был ничем не хуже и не лучше всех прочих запахов, витавших в юрте.
Приподняв грубую кошму, которой ее прикрыли, Наталья обнаружила, что на ней ничего нет. Деньги, выданные Корольковым на обратную дорогу, тоже исчезли. Лишь прохудившиеся сапожки стояли рядом с подстилкой. В таких далеко не уйдешь, тем более без одежды, тем более в степи, по которой рыскают коварные казахи, прикидывающиеся доброжелательными дядечками.
И угораздило же ее сесть в эту колымагу, притормозившую на площадке перед столовой! Впрочем, поначалу в кабине допотопной «Волги» было так уютно, так спокойно. Ровно тарахтел движок, пахло прокисшим молоком, перед глазами раскачивался календарик с портретом «просто Марии», как, бишь, ее?.. В зеркале заднего вида уплывала, стремительно уменьшаясь, придорожная столовая, превратившаяся в место кровавой бойни.
Короче говоря, Наталья расслабилась. Владелец «Волги» вызывал несомненное доверие – пожилой, довольно опрятный, в старомодной фетровой шляпе с засаленными полями. Узнав, что девушка хочет добраться до ближайшей железнодорожной станции, он сообщил, что именно туда и направляется: встречать сына и невестку. «Скоро дедушкой стану», доверительно сообщил он, мечтательно жмуря свои и без того узкие глазки, напоил попутчицу теплым чаем из термоса, а потом…
Наталья потрогала шишку, набухшую за ухом. Примерно через двадцать километров пути дядечка в шляпе попросил ее захлопнуть дверь поплотнее, а сам навалился сзади и оглушил ее чем-то тяжелым.
Потом она обнаружила себя в незнакомом доме, валяющейся на ковре, как какой-то неодушевленный предмет. Жирный мужчина в халате отсчитывал водителю «Волги» деньги, что-то приговаривая по-казахски, а тот беспрестанно кланялся, прижимая левую ладонь к груди. Таким образом, Наталью просто-напросто сбыли с рук, продали, в соответствии с классической схемой: товар – деньги – товар. Это она была товаром. И заплатили за нее, судя по количеству отслюнявленных пятидесятирублевок, сущую безделицу.
