– Еще как поджимает, – подтвердил Конягин. – Я бы выразился так: «подпирает». К стенке.
– Что за шутки?
– Какие могут быть шутки, когда взрывпакет в желудке. Капут нам, Николай. Амба. Спецназовец-то компьютер забрал.
– Этот твой… м-м… человек-рысь?
– Его зовут Хват, Михаил Хват. Думаю, ты скоро о нем услышишь. Очень скоро. Раньше, чем тебе хотелось бы.
– В чем дело? – занервничал Завадский, которому вдруг захотелось немедленно облачиться в халат и запахнуть его поплотнее. – На что ты намекаешь?
– Я послал по его душу вертолет с верным мне человеком, майором Жгутовым, – пояснил Конягин, выдержав еще одну паузу. – Он исчез.
– Жгутов? Вертолет?
– Можно сказать, что и так. Но вообще-то Хват их просто взорвал к японской матери. А исчез он сам. Такие вот пироги, Николай.
– Отставить пироги! Ты внятно излагай, – потребовал Завадский, набрасывая халат на покрывшееся пупырышками тело.
– Психуешь? – спросил Конягин. – Правильно делаешь, что психуешь. Повторяю еще раз, специально для тех, до кого долго доходит. Хват выполнил поручение и вышел на связь. Я сказал Жгутову, что он – осведомитель Черного Ворона, а его девка – «белый чулок», ну, чеченская снайперша. Жгутов сделал вид, что поверил, и вылетел на их ликвидацию.
Халат соскользнул с забегавшего по комнате Завадского.
– Куда подевался Хват с компьютером? – заорал он. – Откуда взялась посторонняя девка?
– Ах, – крякнул Конягин с наслаждением. – Хор-роша!
– Кто?
– Водочка. Насчет девки не знаю, врать не стану.
– Ты совсем охренел? – Завадский замер, наливаясь страшным предгрозовым спокойствием. – Ты жрешь водку, вместо того чтобы искать своего капитана? Если он приволочет компьютер сюда и сдаст его в разведку или в ФСБ, нам кранты. Не нам – тебе лично, Павлуша. Делом-то займется военная прокуратура, а не какая-то другая. А уж я найду способ тебя утопить, как слепого котенка.
– Ой, как страшно, – шутовски заблажил Конягин. – Что же мне делать, товарищ генерал-майор? Как искупать свою вину? Какие будут ваши указания, товарищ начштаба?
– Не юродствуй, мудак. – Встретившись взглядом с проституткой, заглянувшей в комнату, Завадский жестом показал ей: «убирайся туда, откуда пришла». – Слушай меня и запоминай, – продолжал он, понижая голос до еле слышного. – Нужно объявить, что на территории Чечни под видом милиционера действует террорист, бандит и насильник, которого следует изловить, а еще лучше – уничтожить. Мол, он вооружен и очень опасен, а потому живым брать его необязательно, понимаешь меня, Павлуша? – Завадский опустился на стул, словно разговор с бестолковым подчиненным совершенно вымотал его, обессилил. – Кинь личный состав на облаву, пусть прочесывают лес, устраивают засады, ищут его с «вертушек». Компьютер потом найдешь среди личных вещей убитого.
– Могу предложить еще один вариант, – бодро сказал Конягин.
– Ну-ка, ну-ка?
– Хорошо бы на Хвата чеченцев натравить. Сообщить им, что это он Черного Ворона завалил, и дать его приблизительные координаты.
– Умно! – воскликнул Завадский. – Очень умно! Так действуй, Павлуша.
– Нет, – возразил Конягин уже не приподнятым, а каким-то замогильным голосом. – Бесполезно все это. Уйдет Хват. Уже ушел.
– Вздор! Из четырнадцатого квадрата просто так не выберешься!.. Слушай, – Завадский хлопнул себя по лбу, сраженный внезапной идеей, – а этот Хват больше на связь не выйдет? Можно было бы его запеленговать и…
– Вот и попробуй. Флаг тебе в руки.
– Какой флаг?
– Известно какой. – Конягин пьяно захихикал. – Волобуев, вот вам буй.
– А, Волобуев, значит, – протянул Завадский с угрозой. – Гляди, как бы тебе твои смехуечки боком не вышли. Как бы этот самый буй у тебя в заднем проходе не оказался…
– Не пугай меня, Николай. Финита ла комедиа. Петкун подкрался незаметно, говоря по-русски. – После продолжительного бульканья в трубке опять раздался голос Конягина, очень тихий, очень усталый, почти безжизненный: – Дальше сам эту кашу расхлебывай. Прощай. Не поминай лихом.
– Что значит «не поминай»? – взвизгнул Завадский таким пронзительным голосом, словно был он не генералом, а бабой, застигнутой с голой задницей в укромном местечке.
– Сейчас поймешь, – прошептала трубка. – Слушай…
Секунда… Три… Пять…
Хлесткий звук выстрела… Слабый стон… Глухой стук… Тишина.
Мертвая тишина.
– Павлуша, – запоздало крикнул Завадский, после чего отнял онемевшую трубку от уха.
Он сделал это так осторожно, как будто оттуда могла брызнуть кровь, пролитая подчиненным за тридевять земель от Москвы.
А когда в комнату опять заглянула Марина, не на шутку встревоженная по поводу своего до сих пор не отработанного гонорара, она в первое мгновение подумала, что ошиблась адресом. Ее и без того немолодой клиент постарел лет на десять, превратившись за время ее отсутствия в дряхлого старика, у которого уже ни отростка не наблюдалось, ни желания ублажать этот отросток.
А в глазах его, медленно обратившихся на Марину, всплыло столько тоскливого страха, что у нее самой защемило в груди, и ощущение это прошло лишь после того, как клиент, расплатившись с нею сполна, выставил ее за дверь.
Глава 17
«Кошки-мышки» в преисподней
Дым от сбитого вертолета стоял коромыслом. Черный столб поднимался в небо почти вертикально, словно оповещая возможных преследователей о местонахождении Хвата и его спутницы.
И вскоре они должны были появиться, в этом можно было не сомневаться. В очередной раз повторилась вечная история предательства и подлости, начавшаяся с сотворения первых людей. Как написал бы по этому поводу классик: «Хват сделал свое дело, Хват может уходить». Не на все четыре стороны, не куда глаза глядят. В Леса Счастливой Охоты, как называют эту местность индейцы. На тот свет. В мир иной.
Ломать голову над причинами столь резкой перемены в планах генерала Конягина и его приближенных не было смысла. Взывать к его совести – тем паче. Вместо этого, вспоминая топографические линии виденной однажды карты, Хват размышлял, куда лучше податься. Как тот витязь на распутье, которому в принципе без разницы, куда сворачивать, лишь бы подальше от верной погибели.
– Успокоилась? – спросил Хват, переждав приступ истерики, сотрясавшей Алису.
– Надеюсь, – сказала она, вытирая слезы.
Она делала это совершенно по-мальчишески: кулаками, зло, решительно. Ее перепачканные травяной зеленью колени кровоточили, майка изодралась в клочья, юбка перекрутилась задом наперед. Но взгляд Хвата задержался на ее ступнях, кое-как защищенных протершимися до дыр носками. Путешествие с босой девушкой по предгорьям Кавказа не сулило ничего хорошего ни ей самой, ни тому, кто взялся ее опекать. То есть Михаилу Хвату, и без того влипшему в дерьмо по самые…
