– А потом?
– Что будет с тобой потом, меня абсолютно не волнует, – отчеканил Воропайло. – Во всем, что с тобой приключилось, виноват ты сам.
– Светланке правду скажете? – спросил я, заранее зная ответ.
– Зачем правду? Кому она нужна? Ты уехал из города, вот и все. Навсегда. Так будет лучше.
– Кому?
– Всем, кроме тебя. Но тебе лично будет все равно, – напомнил мне Воропайло с проснувшимся сочувствием в голосе. – Не злись на меня. Так вышло. Вообще-то ты был неплохим парнем.
Был. Это короткое слово заставило меня поникнуть и позабыть все слова, которые я собирался сказать. Только теперь я по-настоящему понял, что происходит. Это очень обидно и очень страшно – сознавать, что тебя хоронят заживо.
2
Все это время шоссе оставалось темным и пустынным, если не считать шального дальнобойщика, который промчался мимо нас, рассекая ночь с шумом невесть откуда выпущенного снаряда. Я завороженно следил за снежным вихрем, припустившимся вслед за фурой, и невольно завидовал шоферу. Таращит небось глаза в темноту, слушает блатоватую музычку, а сам заранее предвкушает, как будет наминать горячий борщ и моститься рядом со своей бабой…
– Едут! – голос Воропайло вывел меня из задумчивого транса.
Я не стал спрашивать, откуда ему известно, что фары, вспыхнувшие вдалеке, принадлежат тем, кто явился по мою душу. Но отчего-то я тоже был уверен, что это они. На расстоянии фары казались сверкающими глазами тигра, вышедшего на ночную охоту. Он приближался неспешно и неумолимо, зная, что добыча никуда от него не денется.
– Вот что, Игорь…
Когда Воропайло произнес это вступление, я решил, что он сейчас станет говорить всякие утешительные глупости, как в кино, когда мужественные герои вынуждены прощаться навсегда. Но продолжение было совершенно иным. Достав из-за пазухи пистолет, Воропайло потребовал:
– Становись на колени и не двигайся. Мне не нужны сюрпризы.
– Что? Что ты сказал? – Мне показалось, что я ослышался.
– Я сказал: на колени.
– Э не-ет, Пашенька. – Я покачал головой. – Этого ты от меня не дождешься. Можешь стрелять, если хочешь. Но на колени ты меня не поставишь – ни живым, ни мертвым.
Воропайло бросил на меня яростный взгляд, перевел его на приближающуюся машину и предупредил охрипшим голосом:
– Не вздумай бежать! Учти, при малейшей попытке…
– Заткнулся бы ты, а? – попросил я. – Без твоего гундежа тошно. Не побегу я. Надоело мне бегать.
Подъехавшая машина уже остановилась. Отчетливо хлопнули две передние дверцы, выпустившие седоков наружу. Они были высокими и плечистыми. Явно не тот молодняк, с которым я имел дело прошлой ночью. Скорее всего обе фигуры, замершие поодаль, принадлежали тем заматеревшим мужчинам, которых я видел рядом с Геворкяном во время нашей последней беседы. Они, как и Воропайло, сжимали в руках оружие.
Один я оказался не при делах: держался особняком, неловко сложив скованные руки на яйцах, как какой-нибудь распоследний фюрер. Еще можно было прижать руки к груди в молящем жесте, но эта поза не устраивала меня вообще.
– Он! – коротко молвил один из чужаков, одетый в длинное распахнутое пальто.
Под пальто угадывался белый галстук, наверняка повязанный поверх траурно-черной рубахи. В сочетании с гладко зализанными назад волосами это создавало законченный портрет писаного мафиозного красавца южного образца.
Его спутник был, видимо, погорячее, потому что пальто ему заменял застегнутый на все пуговицы черный френч полувоенного покроя со стоячим воротником. Стиль Сталина и Фантомаса. Привычка разъезжать повсюду на своих колесах заставляла его презирать суровую русскую зиму и обходиться без теплой одежды – так уверенная в себе женщина пренебрегает бюстгальтером, а молоденькая девушка – рейтузами.
И этот – горячий, не носивший пальто – начал было выдавать мне пространную ругательную характеристику, когда был остановлен окриком Паши Воропайло:
– Хорош базарить! Еще успеете наговориться. Сейчас я хочу знать: привезли?
Голос его окреп, стал требовательным и даже высокомерным. Если он и обмочил по традиции брюки, то со стороны это было совершенно незаметно, зато пистолет в его руках сразу бросался в глаза и требовал уважения. Воропайло вел себя так, словно не находился сам под прицелом сразу двух стволов.
В меня оружием никто не тыкал – слишком длинной была дорога, по которой пришлось бы мне бежать со скованными руками, слишком большие сугробы намело вдоль шоссе, чтобы можно было добраться до посадки раньше пуль, выпущенных мне вслед.
– Я спрашиваю: привезли? – Воропайло возвысил голос, нечаянно сбившись на петушиный фальцет.
– Тут она, – ответил мужчина в пальто, выдохнув в темноту облачко пара, засеребрившегося в лунном свете.
– Где? – не унимался Воропайло. – Я хочу ее видеть!
– В тачке сидит, – сказал второй араратский гонец и клацнул зубами.
Морозец таки достал его под щегольским френчем, и лично мне это принесло маленькое злорадное удовлетворение.
– Пусть выйдет! – крикнул Воропайло.
Немного поколебавшись, парламентеры открыли заднюю дверцу и галантно помогли выбраться наружу женщине, в которой я не сразу узнал Светку. Цветом лица она была точь-в-точь луна, разве что только не светилась во мраке. Никогда не думал, что живой человек может быть бледным до такой степени. А еще я обратил внимание на то, что Светку слегка пошатывает из стороны в сторону, поэтому один из парламентеров придерживает ее за плечи, укрытые шубкой. Когда я заметил, что шубка просто наброшена на пленницу, а не надета, как полагается, мне это почему-то сильно не понравилось. Я еще не понимал, что именно, но что-то было не так.
Воропайло тоже насторожился. Вглядываясь в Светку, он спросил вибрирующим голосом:
– Ты в порядке?
Она молча подняла бледнющее лицо, на котором чернели только провалы глаз, а плотно сжатые губы были почти неразличимы на расстоянии. Тот мужчина, который полуобнимал Светку, не забывая целиться в Воропайло из пистолета, что-то шепнул ей на ухо, и она с видимым трудом открыла рот, чтобы тихо сказать:
– Я в порядке, Паша.
Он ей не поверил, как, впрочем, и я, а потому пожелал уточнить:
– Точно?
В морозном воздухе его голос звучал так громко, словно он обращался к Светке через милицейский мегафон. Она не могла не услышать вопроса, но промолчала, снова опустив голову. Создавалось впечатление, что все оставшиеся силы она истратила на одну-единственную фразу.
– Пусть идет сюда! – крикнул Воропайло двум темным фигурам.
Они синхронно покачали головами, а потом легко одетый парламентер выдвинул встречное условие:
