– Короткое замыкание, – ляпнул я наобум, вышвыривая из кабины куртку, а следом фуражку. – Но мне не до разговоров сейчас, братишка. Жми в больницу! Шандарахнуло меня взрывом. Кровь из ушей не идет?
– Да нет вроде, – ответил водитель, поглядывая на меня с некоторой опаской.
Взбудораженный, взвинченный, я действительно мог сойти за контуженого, который может в запале натворить разных бед. С таким не очень-то поспоришь.
Самосвал дернулся и тронулся с места с такой неохотой, как будто был предназначен вовсе не для езды, а для каких-то иных тайных целей. За окном ввинчивались в воздух сразу три огненных смерча, а вокруг метались маленькие человеческие фигурки, напоминавшие издали огнепоклонников, затеявших языческую пляску. Потрясенные случившимся, они даже не оглядывались по сторонам, выискивая виноватых. Скорее всего решили, что пожар начался в результате перестрелки двух типов, валяющихся подле пылающего «Мерседеса». Сирен – ни пожарных, ни милицейских – пока что слышно не было.
– Ты жми, жми, братишка, – напомнил я водителю, опять готовому впасть в созерцательный транс. – Нечего чужим горем любоваться.
– Жертвы есть? – деловито осведомился он, со скрежетом манипулируя рычагом коробки передач.
– Минимум два трупа, – поведал я зловещим голосом. – В больницу, братишка! – оборвал я его на полуслове. – Не дай погибнуть во цвете лет.
– В центральную? – водитель начал проникаться серьезностью момента.
– В шестую, – брякнул я наугад.
– Это где?
– Там, – неопределенный взмах рукой в направлении нужной мне стоянки.
За сотню метров до нее я велел притормозить и выбрался из кабины, показывая водителю, чтобы дальше ехал без меня.
– Ты чего? – изумился он. – А больница?
– Мне уже лучше. Пойду помогать пожар тушить.
– Подвезти?
– Нет, ты дальше езжай. Шестьдесят километров твой драндулет выжимает?
– Все девяносто, – гордо ответил парень и нежно погладил баранку своего самосвала.
– Вот и дави на газ, пока в свидетели не привлекли. А то еще в террористы запишут. Худой, чернявый. На чеченца ты уж больно похож, братишка. Гляди, заметут. Доказывай потом, что ты не верблюд.
Он весь подобрался и рванул по дороге так лихо, что выжал, наверное, все сто двадцать.
Проводив его взглядом, я чинно потопал на стоянку, изредка посматривая через плечо на черный дым, поднимающийся в небо. Геворкян и неизвестный герой его воинства обрели свой индивидуальный крематорий. А я получил реальный шанс остаться в живых. Если бы только Паша Воропайло помог выпутаться из милицейских силков, раскинутых уже, надо полагать, по всей матушке-России. Интересно, подумал я, как смотрится моя физиономия на стендах «Их разыскивает милиция»?
6
Путешествие в Курганск прошло без всяких приключений, если не считать черную кошку, которая нахально пересекла дорогу перед самым капотом «Сааба». Я, как водится, трижды сплюнул через левое плечо и постарался убедить себя, что ни в какие дурные приметы не верю. Это получилось. Отчасти. Потому что на душе все равно остался неприятный осадок.
Днем я уже подрулил к травматологической больнице, с трудом втиснувшись между двумя иномарками, не менее крутыми, чем Маринина шведская куколка, к которой я успел привыкнуть, как к своей собственной. Все-таки богатые тоже плакали, страдали, болели и даже умирали, раз посещали травматологию. В этой моей мысли не было ни малейшего оттенка злорадства. Просто я вдруг очень остро почувствовал, как это здорово – быть живым и здоровым. А если еще свободным и беззаботным в придачу, то больше и мечтать не о чем.
Я проник в больницу и направился прямиком в хирургическое отделение, где мне довелось лежать однажды с двумя переломанными ребрами. Насколько я помнил, «хирургия» была самым скучным и унылым местом на свете. Телевизора на этаже не имелось, а из тамошних болезных обитателей мало кто был способен читать даже детские сказки. С шахматами или домино – та же история. Из доступных развлечений лишь перевязки, уколы и прочие не менее веселые аттракционы.
Добравшись до левого крыла здания, я очутился в вестибюле, выложенном бордовыми и желтыми плитками, половина из которых отстала от пола и ходила ходуном под ногами, грозя пациентам дополнительными травмами и ушибами. Вдоль бежевых стен стояли кушетки, на которых здоровые шушукались с ходячими больными или терпеливо дожидались, когда у них примут передачи.
Я времени терять не стал. Решительно проник за дверь со строгой надписью про то, что посторонним вход воспрещен, нашел самую строгую медицинскую фею в белом халате и для начала одарил ее денежным подношением. Этим я заслужил расположение женщины и ее горячее участие в поисках раненного бандитами капитана милиции Воропайло.
Я не думал, что в больнице меня ждет засада. Не в Пашиных интересах было, чтобы я откровенничал с его коллегами об обмене заложниками на ночном шоссе. С другой стороны, мент менту глаз не выклюет. Так что опять пришлось рисковать. Но в последнее время я только и знал, что занимался этим, так что вроде даже как-то привык.
Следом за проводницей я поднялся на второй этаж, прошел коридором с белыми дверями и проник в нужную. Палату Паше отвели отдельную, в условиях общей тесноты – просто-таки царскую. Возлежал он высоко на подушках, частично перебинтованный, и наблюдал, как жидкость стекала по прозрачной трубочке капельницы в набрякшую вену руки, пронзенную иглой. А кровать под ним была не панцирная – деревянная. И шкаф в палате имелся, и письменный стол, и даже портативный телевизор. В общем, удалось Паше представить ночное приключение в таком выгодном свете, что начальство побеспокоилось о его комфорте. Пахло в палате не только лекарствами и хлоркой, но и апельсинами тоже.
Он посмотрел на меня примерно с таким выражением, которое присутствует на лицах у тех, кто тупо пялится в потолок:
– Ты?
– Привет, – сказал я как можно более беспечно.
– Здравствуй, здравствуй. Не ожидал тебя здесь увидеть, честно говоря.
– Думал, сбегу?
Паша промолчал, но и отнекиваться не стал. Просто оценивающе поглядывал на меня своими круглыми глазами. В моем мозгу снова всплыло сравнение с филином. Не с мудрым и всезнающим, символическим. С самым настоящим, хищным.
– Как здоровье? – дипломатично спросил я.
– Не жалуюсь, – криво усмехнулся Паша. – На мне заживает, как на собаке. А вот Светка…
Сообразив, что продолжения не последует, я присел на краешек стола, уставился в стену поверх Пашиной головы и предложил:
– Слушай! Я могу ее забрать… Если она тебе не нужна… такая…
Фразы с трудом протискивались сквозь мое горло, которое вдруг сдавило невидимым обручем.
– Ты? – медленно начал Паша. – Забрать? Да по тебе тюрьма плачет, милый мой!
