Ваня совсем было отчаялся и уже подумывал, не податься ли на
самом деле в какой-нибудь тыловой город, не попроситься ли там в детский дом.
Он, наверное, в конце концов так бы и сделал, несмотря на
своё упрямство, если бы не встретился с одним мальчиком.
Мальчик этот был ненамного старше Вани. Ему было лет
четырнадцать. А по виду и того меньше. Но, боже мой, что это был за мальчик!
Сроду ещё не видал Ваня такого роскошного мальчика. На нём
была полная походная форма гвардейской кавалерии: шинель — длинная, до пят, как
юбка; круглая кубанская шапка чёрного барашка с красным верхом; погоны с
маленькими стременами, перекрещёнными двумя клинками; шпоры и, как венец всего
этого воинского великолепия, ярко-алый башлык, небрежно закинутый за спину.
Лихо откинув чубатую голову, мальчик чистил небольшую
казацкую шашку, почти до самой рукоятки втыкая клинок в мягкую лесную землю.
К такому мальчику даже страшно было подойти, не то что с ним
разговаривать. Однако Ваня был не робкого десятка. С независимым видом он
приблизился к роскошному мальчику, расставил босые ноги, заложил руки за спину
и стал его рассматривать.
Но военный мальчик и бровью не повёл. Не обращая на Ваню
никакого внимания, он продолжал своё воинственное занятие. Изредка он
озабоченно сплёвывал сквозь зубы.
Ваня молчал. Молчал и мальчик. Это продолжалось довольно
долго. Наконец военный мальчик не выдержал.
— Чего стоишь? — сказал он сумрачно.
— Хочу и стою, — сказал Ваня.
— Иди, откуда пришёл.
— Сам иди. Не твой лес.
— А вот мой!
— Как?
— Так. Здесь наше подразделение стоит.
— Какое подразделение?
— Тебя не касается. Видишь — наши кони.
Мальчик мотнул чубатой головой назад, и Ваня действительно
увидел за деревьями коновязь, лошадей, чёрные бурки и алые башлыки конников.
— А ты кто такой? — спросил Ваня. Мальчик небрежно, со
щегольским стуком кинул клинок в ножны, сплюнул и растёр сапогом.
— Знаки различия понимаешь? — сказал мальчик насмешливо.
— Понимаю! — дерзко сказал Ваня, хотя ничего не понимал.
— Ну так вот, — строго сказал мальчик, показывая на свой
погон, поперёк которого была нашита белая лычка. — Ефрейтор гвардейской
кавалерии. Понятно?
— Да! Ефрейтор! — с оскорбительной улыбкой сказал Ваня. —
Видали мы таких ефрейторов! Мальчик обидчиво мотнул белым чубом.
— А вот представь себе, ефрейтор! — сказал он.
Но этого показалось ему мало. Он распахнул шинель. Ваня
увидел на гимнастёрке большую серебряную медаль на серой шёлковой ленточке.
— Видал?
Ваня был подавлен. Но он и виду не подал.
— Великое дело! — сказал он с кривой улыбкой, чуть не плача
от зависти.
— Великое не великое, а медаль, — сказал мальчик, — за
боевые заслуги. И ступай себе, откуда пришёл, пока цел.
— Не больно модничай. А то сам получишь.
— От кого? — прищурился роскошный мальчик.
— От меня.
— От тебя? Молод, брат.
— Не моложе твоего.
— А тебе сколько лет?
— Тебя не касается. А тебе?
— Четырнадцать, — сказал мальчик, слегка привирая.
— Ге! — сказал Ваня и свистнул.
— Чего — ге?
— Так какой же ты солдат?
— Обыкновенный солдат. Гвардейской кавалерии.
— Толкуй! Не положено.
— Чего не положено?
— Больно молод.
— Постарше тебя.
— Всё равно не положено. Таких не берут.
— А вот меня взяли.
— Как же это тебя взяли?
— А вот так и взяли.
— А на довольствие зачислили?
— А как же.
— Заливаешь.
— Не имею такой привычки.
— Побожись.
— Честное гвардейское.
— На все виды довольствия зачислили?
— На все виды.
— И оружие дали?
— А как же! Всё, что положено. Видал мою шашечку? Знатный,
братец, клинок. Златоустовский. Его, если хочешь знать, можно колесом согнуть,
и он не сломается. Да это что? У меня ещё бурка есть. Бурочка что надо. На
красоту! Но я её только в бою надеваю. А сейчас она за мной в обозе ездит.
Ваня проглотил слюну и довольно жалобно посмотрел на
обладателя бурки, которая ездит в обозе.
— А меня не взяли, — убито сказал Ваня. — Сперва взяли, а
потом сказали — не положено. Я у них даже один раз в палатке спал. У
разведчиков, у артиллерийских.
— Стало быть, ты им не показался, — сухо сказал роскошный
мальчик, — раз они тебя не захотели принять за сына.
— Как это — за сына? За какого?
— Известно, за какого. За сына полка. А без этого не
положено.
— А ты — сын?
— Я — сын. Я, братец, у наших казачков уже второй год за
сына считаюсь. Они меня ещё под Смоленском приняли. Меня, братец, сам майор
Вознесенский на свою фамилию записал, поскольку я являюсь круглый сирота. Так
что я сейчас называюсь гвардии ефрейтор Вознесенский и служу при майоре
Вознесенском связным. Он меня, братец мой, один раз даже вместе с собой в рейд
взял. Там наши казачки ночью большой шум в тылу у фашистов сделали. Как
ворвутся в одну деревню, где стоял их штаб, а они как выскочат на улицу в одних
подштанниках! Мы их там больше чем полторы сотни набили.
Мальчик вытащил из ножен свою шашку и показал Ване, как они
рубали фашистов.
— И ты рубал? — с дрожью восхищения спросил Ваня.
Мальчик хотел сказать «а как же», но, как видно, гвардейская
совесть удержала его.
