Было похоже, что где-то недалеко совсем недавно строили мост.
Несомненно, мост был тут, только его скрывали камыши. Но раз был мост — значит,
была и охрана. И этого следовало опасаться. Что же касается леса на
противоположном берегу, то в нём явно стояла воинская часть или находились
штабы: в нескольких местах над лесом подымались дымки, а в одном месте на
опушке между корнями деревьев просматривалось какое-то инженерное сооружение,
тщательно затянутое зелёной маскировочной сетью.
Это мог быть орудийный блиндаж, наблюдательный пункт или
бруствер пехотного окопа полного профиля.
Видно, немцы здесь сильно укрепились и подготовлялись к
долговременной обороне.
Это было очень важное открытие, и разведчики напряжённо
всматривались в местность, стараясь запомнить все подробности, для того чтобы
позже, когда представится возможность, нанести их на карту по памяти.
Однако, как бы то ни было, дольше оставаться здесь было
невозможно. Надо было поскорее уходить. Но они медлили. Разве могли они бросить
товарища в беде и вернуться в часть без Вани! А с другой стороны, что они ещё
могли сделать?
Вот они дошли до той речки, куда до них отправился мальчик.
Вот они видят эту речку. Но что же дальше?
Следы мальчика потеряны. Если его действительно захватили
немцы, то они его, конечно, уже давно отвели в какую-нибудь полевую
комендатуру. Но, с другой стороны, на что бы понадобилось задерживать
маленького оборванного деревенского мальчика, ведущего больную клячу? Мало ли
их, этих нищих, голодных советских детей, бродит у них в тылу? Всех не
переловишь. А потом — куда их девать, кто будет с ними возиться? Теперь не до
них, шкуру надо спасать. Нет, было положительно невероятно, чтобы Ваню схватили
немцы. А даже если и схватили, какие улики могли найтись против мальчика?
Ровным счётом никаких. Дырявая торба, и в ней старый, рваный букварь. Только и
всего.
В таком случае куда же он делся? Почему лошадь вернулась
одна? Может быть, Ваня просто от них ушёл, не выдержал, надоело? Но это было уж
совсем невозможно. Не таков был Ваня!
Вернее всего, он дошёл до речки, повернул назад, заблудился…
Ваня заблудился! Нет, об этом смешно было и думать.
Между тем время шло. Надо было принимать какое-нибудь
решение.
Биденко и Горбунов лежали в небольшой заросли молодого
дубняка, не сронившего ещё своей жёсткой коричневой листвы. Они лежали и
напряжённо думали.
Вдруг Биденко у самых своих глаз увидел на земле предмет,
который чуть не заставил его крикнуть. Это был химический карандаш, тот самый
маленький химический карандашик с маркой «Хим-уголь», который Биденко недавно
подарил Ване и который Ваня постоянно таскал в своей торбе.
— Кузьма! — шёпотом сказал Биденко, показывая глазами на
карандаш.
Горбунов посмотрел и ахнул. И тотчас множество мелких и даже
мельчайших подробностей, на которые солдаты не обратили внимания именно потому,
что эти подробности были так близко, сразу со всех сторон бросились им в глаза.
Они увидели пучок белого конского волоса, повисший на сучке.
Они увидели втоптанную в землю недокуренную немецкую сигарету. Они увидели
целый ворох листьев, сбитых с поломанного куста. Наконец, они увидели немного
подальше верёвочный кнут Вани.
Земля вокруг была истоптана, изрыта солдатскими сапогами,
подбитыми железом.
Из всех этих подробностей перед ними вдруг встала страшная
картина того, что здесь произошло несколько часов тому назад.
Теперь всё стало ясно.
Они выбрали правильное направление. Именно по этому
направлению шёл сюда Ваня со своей лошадью. Он дошёл до этих кустов. Именно
тут, на том самом месте, где сейчас лежали Горбунов и Биденко, Ваню схватили
немцы. Судя по всему, они схватили его внезапно и грубо.
Потоптанная земля, сломанные кусты, выпавший из торбы
карандаш и отброшенный в сторону кнут, недокуренная сигаретка — всё говорило,
что мальчик отчаянно сопротивлялся. А потом они его поволокли. Теперь
разведчики ясно увидели на земле следы, показывающие, в какую сторону потащили
Ваню.
Следы вели по направлению к камышам, туда, где, по
предположению Биденко и Горбунова, должен был находиться мост. Значит, немцы
повели мальчика через мост, на ту сторону, в лес, где, по всем признакам, у них
был штаб или комендатура.
Тогда разведчики стали обсуждать положение.
Они обсудили его быстро, но основательно, со всех сторон,
как и подобало разведчикам-артиллеристам. Оставалось принять решение.
Биденко и Горбунов были между собой равны по званию, по
заслугам и по сроку службы. Но в этой разведке начальником был назначен
Горбунов. Стало быть, за Горбуновым оставалось последнее слово. И это последнее
слово был приказ, не подлежащий обсуждению.
Прежде чем сказать своё решение, Горбунов крепко задумался.
Биденко не сомневался в своём друге, он был уверен, что решение будет
наилучшее. Но когда Горбунов его сказал, Биденко опешил. Он мог ожидать всего,
но только не этого.
— Вот что, Василий, — сказал Горбунов твёрдо. — Обстановка
требует, чтобы мы с тобой рассредоточились. Понятно? Ты пойдёшь обратно в
часть. Собирайся. А я останусь здесь.
— Как? Как ты приказываешь? — переспросил Биденко.
— Приказываю тебе ворочаться в часть. А я останусь.
— Кузьма! — почти крикнул Биденко.
— Кончено! — коротко сказал Горбунов, сдвинув брови.
И Биденко понял, что больше говорить не о чём. Всё же сделал
попытку объясниться:
— А как же пастушок?
— Я здесь останусь. Буду выручать.
— А я?
— Ты пойдёшь в часть.
— Я, Кузьма, так располагаю: мы здесь останемся вместе.
— Сказано! — сухо обрезал Горбунов.
— Да как же я вернусь без пастушка? — взмолился Биденко. —
Нет, брат, это дело не выйдет! Как хочешь, а я паренька не брошу. Голову
положу, а выручу. Ведь это что же такое? Ведь он мне вроде как родной сын!..
— Он нам всем как родной сын. А служба на первом месте.
Знаешь, кому служим? Советскому Союзу. Небось знаешь. Пойдёшь в часть. А я
здесь останусь.
— Не пойду в часть, — сказал Биденко, зло сузив глаза.
