— Не лезет, — сказал он, отдуваясь. Разведчики молчали. Ваня
покраснел ещё больше.
— А, чёрт! — сказал Ваня и снова стал со злобой вбивать ногу
в сапог.
— Не лезет? — сказал Биденко сочувственно.
— Не лезет, — сказал Ваня кряхтя.
— Значит, узкие, — сказал Горбунов.
— Да, — сказал Биденко и вздохнул. — Никуда не годятся
сапоги. Испортил проклятый сапожник. Придётся их выкинуть. Верно, Чалдон?
— Не иначе. Давай сюда сапоги, Ваня. Я их сейчас выкину.
Ваня испуганно посмотрел на Горбунова:
— Не надо, дяденька. Я их без портянок попробую надеть.
Может быть, налезут.
— Без портянки нельзя. Не положено.
Неуловимые слова «не положено» привели мальчика в отчаяние.
Он схватил сапог и снова стал его натягивать. Он натянул его до половины.
Дальше нога решительно не лезла. Тогда Ваня попытался стащить сапог. Но это
тоже не вышло. Нога прочно застряла. Ни туда ни сюда.
— Плохо дело, — сказал спокойно Биденко.
— Погоди, — сказал Горбунов. — А может быть, не сапог узкий,
а портянка чересчур толстая попалась?
— Ага, чересчур толстая! — неуверенно сказал Ваня, чувствуя,
что дело тут совсем не в сапоге и не в портянке и что есть какой-то солдатский
секрет, который Горбунов и Биденко отлично знают, да только не хотят ему
сказать — испытывают его.
Мальчик жалобно смотрел на своих учителей, и они не стали
его слишком долго мучить.
— Так что, пастушок, — сказал Биденко строго, назидательно,
— выходит дело, что из тебя не получилось настоящего солдата, а тем более
артиллериста. Какой же ты батареец, коли ты даже не умеешь портянку завернуть
как положено? Никакой ты не батареец, друг сердечный. Стало быть, одно: переодеть
тебя обратно в гражданское и отправить в тыл. Верно?
Ваня молчал, подавленный мрачной перспективой лишиться
обмундирования и ехать в тыл.
— Такие-то дела, Ванюша, — продолжал Биденко. — Но я сказал
это только так, к примеру. В тыл мы тебя, конечно, отправлять не будем,
поскольку ты уже прошёл приказом, а также потому, что сильно к тебе привыкли.
Стало быть, одно: придётся тебя научить заворачивать портянки, как полагается
каждому культурному воину. И это будет твоя первая солдатская наука. Гляди.
С этими словами Биденко разостлал на полу свою портянку и
твёрдо поставил на неё босую ногу. Он поставил её немного наискосок, ближе к
краю, и этот треугольный краешек подсунул под пальцы. Затем он сильно натянул
длинную сторону портянки, так, что на ней не стало ни одной морщинки. Он
немного полюбовался тугим полотнищем и вдруг с молниеносной быстротой лёгким,
точным, воздушным движением запахнул ногу, круто обернул полотнищем пятку,
перехватил свободной рукой, сделал острый угол и остаток портянки в два витка
обмотал вокруг лодыжки. Теперь его нога туго, без единой морщинки была
спелёната, как ребёнок.
— Куколка! — сказал Биденко и надел сапог. Он надел сапог и
не без щегольства притопнул каблуком.
— Красота! — сказал Горбунов. — Можешь сделать так?
Ваня во все глаза с восхищением смотрел на действия Биденко.
Он не пропустил ни одного движения. Ему казалось, что он в точности может
повторить всё это. Однако, живя с солдатами, он научился солдатской
осторожности. Ему не хотелось осрамиться.
— А ну-ка, дядя Биденко, покажите мне ещё один раз.
— Изволь, брат.
И Биденко обернул портянкой вторую ногу, надел на неё сапог
и притопнул с ещё большей быстротой и точностью.
— Заметил?
— Заметил, — сказал Ваня, став необыкновенно серьёзным.
Он разостлал на лавке свою портянку совершенно так же, как
это сделал Биденко. Он долго примеривался, прежде чем поставить на неё ногу.
Вид у него был смущённый, даже робкий. Но Ваня притворялся. В его опущенных
глазах нет-нет да и продёргивалась сквозь ресницы синяя озорная искорка.
Для того чтобы не обнаружить улыбку, Ваня покусывал губы,
сизые после купания.
И вдруг в один миг он обернул ногу портянкой по всем
правилам — туго, почти без единой морщинки.
— Куколка! — крикнул он, натянул сапог и лихо притопнул
каблучком.
— Силён! — сказал Горбунов, обменявшись с Биденко
многозначительным взглядом.
С каждым днём мальчик нравился им всё больше и больше. Они
не ошиблись в нём. Это действительно был толковый, смышлёный парнишка, который
всё схватывал на лету. Теперь уже не могло быть сомнения, что из него выйдет
отличный солдат.
Когда же Ваня надел сапоги и подпоясался новеньким,
скрипучим ремнём, оба разведчика даже захохотали от удовольствия — такой
стройный, такой ладный стоял перед ними мальчик, вытянув руки по швам и сияя
озорными глазами. Даже веснушки, появившиеся на отмытом носу, сияли.
— Хорошо, — сказал Биденко. — Молодец, пастушок! Вот теперь
ты настоящий вояка.
Но Горбунов, внимательно осмотрев мальчика, остался
недоволен.
— А ну-ка, подойди. Два шага вперёд! — скомандовал он.
И, когда Ваня приблизился, Горбунов сунул ему за пояс кулак.
— Никуда, брат, не годится. У тебя пояс болтается, как на
корове седло. Целый кулак вошёл. А положено, чтобы два пальца входили.
Отставить.
Ваня быстро рванул ремень, туго его затянул, но застегнуть
не мог, так как не было больше дырочек. Тогда Биденко достал из необъятного
кармана своих шаровар ножик и проколол в Ванином поясе ещё одну дырочку. Теперь
пояс затягивал Ваню как положено.
Не дожидаясь нового замечания, мальчик крепко обтянул
гимнастёрку и все складки согнал назад.
— Верно, — сказал Горбунов. — Теперь молодец.
Появление обмундированного Вани в блиндаже разведчиков
вызвало общий восторг. Но не успели ещё разведчики как следует налюбоваться
своим сыном, как в землянку вошёл сержант Егоров.
Он окинул мальчика быстрым, внимательным взглядом и, видимо,
остался доволен, так как не сделал никакого замечания.
— Пастушок, — сказал он, — живо собирайся. К командиру
батареи.
