И старый боевой генерал, герой гражданской войны, дравшийся
под Царицыном, под Кронштадтом и под Орлом и сражавшийся во время Великой
Отечественной войны под тем же Орлом и под тем же Царицыном, ставшим уже
Сталинградом, — этот мужественный, суровый человек, с седой лысой головой,
грубым морщинистым лицом и светлыми бесстрашными глазами, вдруг опустил голову,
погладил себя по сивым усам и нежно улыбнулся.
И в это время с лестницы по коридорам и залам прилетел звук
трубы, заигравшей подъём.
Ваня тотчас услышал властный, резкий, требовательный голос
трубы, но проснулся не сразу. Он ещё некоторое время лежал с закрытыми глазами,
не будучи в силах сразу вырваться из оцепенения сна.
Тогда генерал наклонился и слегка потянул мальчика за руку.
В то самое время Ване снился последний, предутренний сон.
Ему снилось то же самое, что совсем недавно было с ним наяву.
Ване снилась длинная белая дорога, по которой белый грузовик
вёз тело капитана Енакиева. Вокруг стоял дремучий русский бор, сказочно
прекрасный в своём зимнем уборе. Четыре солдата с автоматами на шее стояли по
углам гроба, покрытого полковым знаменем. Ваня был пятый, и он стоял в головах.
Была ночь. По всему лесу потрескивал мороз. Верхушки вековых
елей, призрачно освещённые звёздами, блестели, словно были натёрты фосфором.
Ели, стоявшие по колено в сугробах, были громадно высоки. По
сравнению с ними телеграфные столбы казались маленькими, как спички. Но ещё
выше было небо, всё засыпанное зимними звёздами. Особенно прекрасно сверкали
звёзды впереди, на том чёрном бархатном треугольнике неба, который соприкасался
с белым треугольником бегущей дороги. Там дрожало и переливалось несколько
таких крупных и таких чистых созвездий, словно они были выгранены из самых
лучших и самых крупных алмазов в мире.
Узкий ледяной луч прожектора иногда скользил по звёздам. Но
он был не в силах ни погасить, ни даже ослабить их блеск — они играли ещё ярче,
ещё прекраснее.
А вокруг стояла громадная тишина, которая казалась выше
елей, выше звёзд и даже выше самого чёрного бездонного неба.
Внезапно какой-то далёкий звук раздался в тёмной глубине
леса. Ваня сразу узнал его: это был резкий, требовательный голос трубы. Труба
звала его. И тотчас всё волшебно изменилось. Ели по сторонам дороги
превратились в седые плащи и косматые бурки генералов. Лес превратился в
сияющий зал. А дорога превратилась в громадную мраморную лестницу, окружённую
пушками, барабанами и трубами.
И Ваня бежал по этой лестнице.
Бежать ему было трудно. Но сверху ему протягивал руку старик
в сером плаще, переброшенном через плечо, в высоких ботфортах со шпорами, с
алмазной звездой на груди и с серым хохолком над прекрасным сухим лбом.
Он взял Ваню за руку и повёл его по ступенькам ещё выше,
говоря:
— Иди, пастушок… Шагай смелее!
