— Тихо-то как здесь… — негромко произнес Прокоп и тут же прикрыл ладонью рот, испугавшись, что накличет беду. И словно напророчил — над лесом взмыл десяток ворон, огласив окрестности громким карканьем.
— Поживу чуют!
— Не к добру…
— Цыц! Разговорчики в строю! — Андрей рявкнул командирским басом, и крестоносцы замолчали.
Такие разговоры нужно пресекать на корню, дабы воинский дух, пусть и высокий, не стал разлагаться, ибо неизвестная опасность всегда страшит более явной. А тут и местечко не совсем уютное, и воронье раскаркалось, что совсем худо, ибо птица эта хитрая и подлая, недаром песен много сложено про то, как она очи павших бойцов выклевать особенно любит.
— Вон Проклятые горы высятся, брат-командор, — негромко произнес Зволин. — Оттуда волки стаями приходят.
Андрей посмотрел на отходящий в сторону невысокий хребет из пяти сопок, поросших густым сосновым лесом — вещь удивительная, ибо хвойные деревья в таком количестве встречались ему в здешних краях редко. До горушек было не менее десятка верст — в самое пекло залезли!
— Они наших в Лори и растерзали, волки эти проклятые, всех подчистую сожрали, твари! — Прокоп поежился. — Ничто на них не действовало, ни сталь, ни серебро…
— Я такую тварь, что пропастиной воняет, верст сорок к востоку отсюда повстречал, через костер на меня прыгнула! — Андрей усмехнулся. — Выходит, и огня они не боятся?!
— Ага! — чересчур безмятежно отозвался Прокоп. — Наши пытались головни кидать — бесполезно. Не страшатся пламени!
— Брат-командор! Волк один был?
— Какой волк? Тот, что на меня в Запретных землях напал? Один, мать его, но я с ним справился.
— И каким ты оружием его одолел, брат-командор?
— Камень вместо гирьки на кистень приспособил, а как в башку ему попал, то дубину с расщепом из булыжника в ход пустил. — Андрей с трудом подавил в себе желание поцветистее приврать, что твой рыбак, рассказывающий о пойманной некогда рыбе, понимая серьезность положения. — Он у меня только раз рыкнул да лапами задергал!
— Поодиночке они слабые, значит! — с нескрываемым удовлетворением произнес Зволин и, лихо нагнувшись, словно заправский казак в седле, поднял с земли плоский камень с острыми краями, посмотрел на него со всех сторон и довольно хмыкнул: — До заката еще часа три, братья, я думаю, нам всем следует незамедлительно перенять опыт его светлости!
Крестоносцы оживились и энергично принялись за сбор нужных камней, кому что понравилось и под руку пришлось. Андрей лишь щурился, глядя на их действия — пусть хоть немного отвлекутся — ожидание выматывает больше самого боя.
Требуемое оружие он уже давно имел — золотой пояс волкодлака был надет еще при выходе и согревал надежду на победу, да и не верил Андрей в железом не берущиеся шкуры — у страха глаза велики, вот и ходят ужастики про разных монстров. Бояться меньше нужно да слухам разным верить, тогда бы давно от нечисти горной и лесной избавились…
— А вот и усадьба, где мы прошлый раз беду пересидели! — с тщательно скрываемыми нотками радости произнес Прокоп, и Андрей увидел, как оживились все орденцы.
И было отчего…
Одиноко стоявший двор, явно обеспеченного и зажиточного в прошлом крестьянина, больше всего напоминал Андрею из прочитанных им когда-то ранее книг усадьбу русского боярина, приготовившегося к отражению набега крымских татар.
Именно с таким добротным сооружением встретился сам Андрей в тот первый раз, в Запретных землях еще. Только на этот раз дом был побольше размером да вместо окон имел узкие бойницы, на половине из которых еще уцелели ставни. Частокол был поставлен из заостренных толстых бревен, которые без видимого ущерба простояли все эти годы.
— Здесь можно отбиться! — после недолгого созерцания вынес свой вердикт Андрей и принялся живо распоряжаться, понимая, что времени остается позарез, а нужно не только укрепиться, но и сварить ужин. Иначе ночью придется плохо…
— Зволин, проверь частокол и ворота, где надо будет, укрепи. Да хорошо! Возьмешь Ингвара в помощь. Арни, на тебе лошади — помести их в самую крепкую конюшню, и чтоб окон в ней не было да потолок надежный. А ворота снаружи телегами привалим, не то что волки — люди замучаются оттаскивать. Бери Прокопа в подручные!
Андрей осмотрел усадьбу еще раз, скрипя зубами от бессильной ярости: все это добро брошено из-за каких-то мерзких тварей — целых три селения и два хутора, где раньше чуть ли не полтысячи живых душ проживало, с земли кормилось да еще подати немалые платило.
И где они теперь?!
В чужих краях горе мыкают, хорошо еще тем, кто в кабальные холопы попал, там хоть кусок хлеба перепадает, а остальные ведь с голода мрут! И что интересно, вот на этот тракт решение о Запретных землях не вводили, мора тут не случилось. Но они таковыми стали — люди сами отсюда сбежали, те, кто успел это сделать, конечно.
Ведь как ни крути, даже сейчас можно спокойно три сотни смердов здесь поселить — дома и строения подновят, леса кругом много, а местные мужики с топором в руках рождены. И заросшие пашни подымут за год, и тракт снова заживет. А выпасы для скота просто отличные — трава густая, даже первый снежок не в состоянии ее скрыть.
— Чеслав, на тебе ужин! Дитрих и Фридрих! Приготовить дом к обороне — лишние бойницы закрыть, оставить четыре, по одной на сторону света. Заготовьте больше факелов, думаю, они нам ночью пригодятся, если луна не выползет из-за туч. Да костры сложите полукругом перед домом — нужно будет, зажжем!
Андрей уверенно распоряжался, а мысли в голове текли насквозь житейские — каждый день в Белогорье да Притулу то беглый холоп являлся, пожелавший вступить под знамена ордена, то бобыль, желающий на своем клочке земли трудиться.
Таких привечали в Бяло Гуру особенно хорошо — девок да вдов намного больше, чем потенциальных мужей, а потому лишние рабочие руки примака в хозяйстве никому не мешали.
Раз в неделю то одна, то сразу две семьи прибывали — со скарбом, скотиной да стариками, из сел, что под панское ярмо попали, беглецы. Встречали их тоже радушно, хотя селить было уже негде — отводили лес под хутор, и пусть дальше сами выживают. Эту зиму на их содержание хлеб отец Павел даст, а дальше как хотите!
Хотя без пашни прокормиться — довольно проблематичное занятие, а лес зверьем и дичиной давно оскудел, это не сибирская тайга, где с голода не умрешь, если руки откуда надо растут.
— Раскаркались, твари!
Андрей сплюнул, негромко выругавшись сквозь зубы. В груди ныло предчувствие чего-то нехорошего, неизбежного: у опытного вояки так бывает перед доброй дракой всегда, как у плохого понос. Но деваться было некуда, сам сюда пришел, да еще с собою людей привел, а потому нужно думать, как победить, а не о том, как погибнуть.
Да и не только за себя, в конечном счете, им тут всем сражаться предстоит: за будущее ордена, за веру в него людей, ведь тут целые селения да хутора пустуют, большие поля сорняками позарастали — если заселить народом и года три подати не брать, то мощную опору приобрести можно, да и словакам помогать легче станет.
