– Да, конечно, – подтвердил Дронго. «Почему „Юниор
сюит“? – подумал он, чуть улыбнувшись. – Или у Фонда нет денег на
полный сюит? И вообще зачем сюит? Вполне хватило бы одноместного номера».
Только поднявшись наверх, в номер, он понял, в чем было
дело. Его сюит был за двумя номерами – сто пятым и сто шестым. Большие
коридоры, специальная небольшая комната-гардероб, спальня, гостиная, большая
ванная комната. Но самое главное – его номер выходил на очень большой балкон, с
которого можно было видеть Триумфальную арку, расположенную в пятистах метрах
от отеля, и спокойно уйти в случае необходимости через другие номера.
Номер ему понравился. Это был номер, выдержанный в строгом,
типично французском стиле девятнадцатого века. Мебель, стилизованная под
старину, большие кровати, красивый диван в гостиной с загнутыми подлокотниками
в виде старинных свитков, кресла, светильники. И обязательно телевизор с полсотней
программ от Си-эн-эн, ставший визитной карточкой солидных отелей.
Приняв душ и переодевшись, он попросил принести обед прямо в
номер. Через десять минут предупредительный официант выполнил заказ.
Расписавшись за обед и добавив к счету чаевые, Дронго вышел на балкон. И хотя
было довольно холодно – зима в этом году в Париже вообще оказалась на редкость
неприятной и слякотной, – тем не менее сам вид Триумфальной арки и
раскинувшейся панорамы заставлял забыть и о ненастной погоде, и о сложном
задании, из-за которого он прилетел в Париж.
Вернувшись в номер, он снова позвонил. На этот раз портье.
– Мне нужны билеты в Гранд-опера. Там сегодня вечером
должна быть новая опера Джорджа Осинского. Запишите. Да, Осинского. Один билет.
– Боюсь, мсье, что это невозможно, –
предупредительно сказал портье, – билетов на сегодня мы можем не достать.
– Может, вам уже оставили для меня билет? Я заказывал
его несколько дней назад, – сказал Дронго, – и просил прислать его
вам.
Через минуту к нему в номер позвонили.
– Да, мсье, – любезно сообщил портье, – ваш
билет привезли сегодня утром. Сейчас его вам принесут.
– Спасибо. – Он положил трубу. Пока все шло по
плану.
Через минуту ему принесли билет. Кто-то позаботился, чтобы
он посмотрел сегодняшний спектакль, сидя в ложе. Только после этого он стал
наконец обедать. Сидя за столиком, он вспоминал все, что ему было известно о
Ястребе.
Альфред Шварцман. Ему сейчас уже должно быть сорок семь лет.
Наверное, он изменился. Восемь лет назад был совсем другой – гибкий,
стремительный, ловкий. Он родился в Бремене, в сорок девятом году. Уже в
шестнадцать лет был осужден бременским судом за грабеж. Получил три года, но
как малолетний довольно скоро был выпущен на свободу. И в шестьдесят девятом
году, уже в Гамбурге, получил за покушение на убийство пять лет. В этот раз ему
пришлось отсидеть три года. Но урок не пошел впрок, и уже в семьдесят шестом он
получает еще восемь лет за убийство.
Лишь выйдя на свободу в восемьдесят втором, отсидев шесть
лет из восьми, он переквалифицируется в профессионального убийцу и более
никогда не попадает под юрисдикцию федеральных органов Германии. Но зато
вырабатывает свой «характерный почерк» и совершает убийства в Германии, Италии,
Ирландии, Франции, в Латинской Америке. По непроверенным данным, в середине восьмидесятых
у него появляется жена, проживающая в Швейцарии, которая и рожает ему сначала
сына, а затем двух девочек-близнецов. Именно ему в конце восемьдесят восьмого
поручают убийство Дронго. И именно Дронго останавливает его кровавый путь в
Бразилии, где Ястреба арестовали. Тогда французское правительство потребовало
выдачи Шварцмана за убийства, совершенные в Марселе и Гренобле.
Бразилия не выдала Шварцмана, но в местном суде удалось
доказать причастность Ястреба к убийству одного из бразильских бизнесменов, и
он получил максимально возможное наказание. Тогда казалось, что всю оставшуюся
жизнь Шварцман проведет в тюрьме. Но вот теперь он снова на свободе. И, более
того, снова получил задание и снова вышел на охоту.
Как же он мог так рискнуть, подумал Дронго. Прилететь во
Францию. Ведь если его здесь арестуют – пожизненное заключение ему обеспечено.
И выйти из французской тюрьмы будет куда сложнее, чем из бразильской. Тогда
почему он согласился на такой опасный вояж? Никакие деньги не компенсируют этой
опасности. Или у него другие мотивы? Дронго налил в стакан кока-колы. Он почти
не пил спиртных напитков и никогда не курил. Получается, что Ястреб просто
отрабатывает некий аванс. Аванс? Его освободили под это убийство, понял Дронго.
Неизвестный благодетель освободил Ястреба с условием совершить именно это
преступление. Ничем другим нельзя объяснить столь странное освобождение
Шварцмана и столь же быстро полученное им задание. И его согласие. Точно. Ему
поставили определенное условие, и Шварцман согласился.
Тогда почему он должен убить именно композитора Джорджа
Осинского? Чем этот американский пианист так опасен для неизвестных
покровителей Шварцмана? Чем? Найдя ответ на этот вопрос, можно понять и мотивы,
которыми руководствовались неизвестные, освобождая Шварцмана из тюрьмы и
посылая его в опасную командировку в Париж.
Закончив есть, Дронго достал из специального кожаного чехла
свой смокинг, в котором он должен был появиться в Гранд-опера. Сегодня уже
второй раз дают оперу Осинского. На первом представлении присутствовали даже
президент Франции и премьер-министр Великобритании.
Уже надевая бабочку, Дронго вспомнил о Марке Ленарте,
который помог ему тогда обезвредить Ястреба. И, подумав, невольно сморщился,
словно от зубной боли. Марк Ленарт был убит сотрудниками советской разведки по
ошибке. Это был самый горький день в жизни Дронго. Теперь он был один. И должен
был рассчитывать только на свои силы.
Глава 6
В Гранд-опера была обычная торжественная, немного
театральная, немного снобистская обстановка, так сильно отличавшая внутреннее
пространство этого мира от окружающего подчеркнутого демократизма. Он вошел в
здание оперы, как всегда, восхищенный величием этого здания. Дронго не помнил,
кто именно из архитекторов построил его.
Но он хорошо помнил историю строительства. Когда в
царствование Наполеона Третьего императрица спросила архитектора, к какому
стилю относится это здание, казавшееся столь эклектичным с первого взгляда,
находчивый зодчий ответил: «К стилю Наполеона Третьего, Ваше величество».
Как же его звали? – пытался вспомнить Дронго, проходя
вместе с другими зрителями к своему месту. В его правой ложе было достаточно
темно. Он нашел ее, лишь обратившись к одному из служащих оперы.
Зрители занимали свои места. В его ложе никого не было.
Когда раздался третий звонок, появился молодой, лет тридцати человек, с
характерным разворотом широких плеч. Спортсмен, понял Дронго. Но молодой
человек сел позади него и не делал никаких попыток начать разговор.
Представление началось. Заиграла музыка. Сегодня, как и в
прошлый раз, дирижировал сам маэстро Джузеппе Бончелли. Дронго никогда не был
особым меломаном. Ему нравились старые мелодии советских композиторов
пятидесятых годов, джазовые блюзы. Из классической музыки он предпочитал
слушать лишь Брамса и Моцарта. А творение мистера Осинского, выполненное в
каком-то новом нетрадиционном стиле, не совсем доходило до его души. Может
быть, в этом был виноват прежде всего он сам.
