– Белорусов тоже убивали, – возразил
Дронго, – но они же не стали после этого постоянно вспоминать об уроках
войны.
– Их убивали не за то, что они белорусы, –
возразил генерал МОССАДа, – они сражались в Сопротивлении, были в
партизанских отрядах, боролись с фашистами. А нас убивали только потому, что мы
евреи. Быть евреем – это уже была вина, и за это убивали. У нас очень
трагический опыт, Дронго. Вспомните, сколько тысяч лет нас сжигали и вешали.
Разве мы не выстрадали свое право на защиту?
– На защиту – да. Но не на агрессию. Вы часто наносите
превентивные удары, считая, что только таким способом можете решить свои
проблемы. Это иллюзия. Чем вы становитесь сильнее, тем больше вас ненавидят во
всем мире. Простите, генерал, вы сами напросились на откровенность.
– Да, – кивнул Райский, – я знаю об этом. Но
я солдат и обязан выполнять свой долг. И поэтому завтра наша группа пойдет на
штурм этого женевского центра. Остановить уже ничего нельзя. Все зашло слишком
далеко. И не только у нас, Дронго.
Глава 36
В этот вечер должен был состояться последний концерт
Осинского в Европе. Все билеты были проданы. Меломаны со всей Германии
съехались на этот концерт, ставший значительным событием в культурной жизни
страны. Сказывался обычный эффект нарастающей лавины, столь характерный для
явлений культуры и искусства. Достаточно приобрести небольшую известность,
получить начальный заряд, или, иначе говоря, «тронуться с горы», как дальше
идет эффект нарастания лавины, вызывающий интерес к этому событию, уже не
столько зависящий от самого исполнителя и действительного качества его
произведений.
Должны были прибыть высокопоставленные гости, и полиция с
самого утра оцепила здание, где должен был пройти концерт. А Осинский с самого
утра нервничал. Он не понимал, почему его так срочно вытащили из Женевы, где он
наслаждался почти деревенской тишиной и покоем. Он не понимал, куда делась
Барбара, а его менеджер так и не смог вразумительно объяснить ему, где именно
она находилась. И наконец, куда пропали один из его охранников – Мартин и новый
специалист, так понравившийся ему в Париже, – мистер Саундерс.
Все его вопросы оставались без вразумительного ответа, и от
этого он нервничал еще больше. Ему необходимо было время, чтобы «войти» в
атмосферу концерта, в это своеобразное творческое состояние, из которого он был
выведен после отъезда из Парижа.
Не принимавший участия в репетиции оркестра, даже не
посетивший зал перед началом концерта, он нервничал все больше и больше. И в
конце концов устроил истерику Якобсону, требуя немедленно вернуть Барбару. Лишь
с большим трудом Якобсону удалось убедить композитора, что она приедет на
следующий день после концерта.
Хуан и Брет получили строгое задание не рассказывать, что
именно произошло за время отсутствия Осинского в их группе. Оба охранника
предпочитали держать язык за зубами, видя нервное и лихорадочное ожидание
Якобсона перед концертом. Они даже не понимали, чем вызвано подобное состояние
менеджера, который уже был в курсе случившегося. Он не просто знал о
происшедшем задержании Дронго и его спутников. Он знал также и о том, что акция
по их устранению не удалась и все люди Асанти, которые поехали вместе с
пленниками, исчезли, словно провалились сквозь землю. Все это делало
предстоящий концерт совершенно непредсказуемым зрелищем с любым финалом. Может
быть, самым неожиданным.
В три часа дня по его личному телефону позвонил Асанти. В
отличие от Якобсона, он был более спокоен.
– Мы так и не нашли наших людей, – заявил коротко
он, – видимо, опять вмешался кто-то третий. Мы не сумели ничего сделать.
– Им хотя бы удалось сделать то, что они должны были
сделать?
– Не знаю, Оливейра. Во всяком случае, нужно быть
готовым к самому худшему варианту. Они могут предпринять против нас любые
активные действия.
– Неужели все зашло так далеко? – встревожился
Якобсон.
– Боюсь, что да. Мы вынуждены будем применить
чрезвычайный вариант, если они захотят появиться в Женеве. Это может произойти
в любой день.
– Что нам делать?
– То, что и раньше. После концерта уезжайте в
Буэнос-Айрес. И постарайтесь успокоить Осинского. Я получаю известия из США.
Сенатор Доул опять победил на первичных выборах. Видимо, он имеет все шансы
быть выдвинутым на съезде республиканской партии, если, конечно, до этого
ничего не произойдет. Но мы готовы и к чрезвычайному варианту, Оливейра.
Помните об этом.
Якобсон положил трубку. Вытер с лица пот. Его настоящее имя
было Рамон Оливейра. Выросший в традиционной католической семье в Бразилии, он
впитал истинные постулаты христианства, как и полагалось настоящему католику.
Уже в двадцать два года он начал заниматься бизнесом у крупного торговца
недвижимостью. Попытка Оливейры рискнуть деньгами своего патрона кончилась
плачевно, и он был разоблачен. И получил за это мошенничество первый свой срок.
Торговец недвижимостью был правоверным иудеем, и с тех пор в
душе Оливейры укрепилась ненависть ко всем «менялам и торговцам», которые так и
не дали ему состояться. В каждом торговце отныне он видел иудея, к которым
начал относиться с почти фанатичной ненавистью. Это сказалось на всей его
дальнейшей жизни.
После выхода из тюрьмы он снова пытался встать на ноги. Но
все его попытки кончались крахом. Именно тогда его нашли представители Фонда,
создавшие после войны своеобразный орден, призванный защищать чистоту веры и
помыслов новой цивилизации. Вначале все упиралось в деньги. Когда они
появились, все пошло гораздо быстрее. Аналитические службы Фонда начали
разрабатывать планы внедрения своих агентов влияния по всему миру. На подкуп и
шантаж не жалели денег. Цель оправдывала средства. Постепенно Фонд становился
ведущей силой, с которой отныне должны были считаться даже ведущие разведки
мира.
Его аналитическая служба становится все мощнее и действует
все более изощренно. По всему миру появляются агенты влияния, действующие в
интересах Фонда и во имя его планов. В эпоху, когда элитарные клубы и общества
растут как грибы, все кажется закономерным. Но постепенно деятельностью Фонда
все больше начинают интересоваться сотрудники различных спецслужб,
сталкивающиеся с людьми Фонда на своих территориях. И тогда наступает новый
этап в развитии Фонда, когда его сотрудники бросают вызов могущественным
спецслужбам.
И вот теперь все могло разрушиться. Оливейра скрипнул зубами
от ненависти. Они даже не могли предположить, что вызов Дронго повлечет такие
роковые последствия. Что этот тип сумеет просчитать всю их игру, сумеет
переиграть Ястреба, сумеет обмануть Фонд и узнать всю правду о действительных
событиях, связанных с подготовкой агентов влияния.
Сначала все шло так, как и должно было идти. В ЦРУ поверили,
что главным агентом Фонда является придурок Джордж Осинский. Они видели, какие
силы затрачиваются на создание имиджа Осинского, как повсюду в мире
пропагандируется его бездарная музыка, и сделали правильные выводы, лишь
неверно расставив акценты. Они считали, что именно Осинский наиболее опасен в
этом Фонде, и потому решили убрать его с помощью Ястреба.
